Первоначально В. Г. участвовал у нас лишь в роли руководителя Кавказской научной экспедиции, о которой речь впереди. Потом он перешел на должность помощника председателя комитета по научной части.
Для Фесенкова не было легким делом решиться перейти на службу в Астрофизическую обсерваторию. Ему предлагали профессуру по астрофизике и в Харьковском университете, вместе с деканством на факультете, и еще кое-что. Во всяком случае, он был естественным кандидатом на пост директора Харьковской университетской астрономической обсерватории после ухода Н. Н. Евдокимова
[139]. Харьков был для него родным городом, если не по рождению, то по образованию.
Но в Москве развертывались более широкие перспективы. Во-первых, были шансы на получение им профессуры в Московском университете, особенно, когда я был деканом на факультете; затем он становился естественным моим заместителем (как это и произошло), а должность председателя комитета или директора Астрофизической обсерватории была сравнена с должностью директора Пулковской обсерватории. Фесенков и решился на переход.
До того времени подготовка наших специалистов шла не вполне систематично. Я направил их для экспериментальных работ по физике в физический институт на Миусской площади, возглавлявшийся П. П. Лазаревым. Однако, как мне жаловались сотрудники, толку из практики не получалось. Эта работа, хотя Лазарев за нее и взялся, мало его интересовала. Наша молодежь не знала, что ей делать, руководства и практики, в сущности, не было. Позже я их перевел для работ в физический кабинет университета, и здесь дело пошло лучше.
Теперь я возложил на В. Г. заведование подготовкой всей астрономической молодежи, издание научных трудов, заведование экспедициями, одним словом, — всю чисто научную часть.
Дело свое Фесенков повел прекрасно. Он заставил Орлова, Милованова, Щиголева, Давидовича, Грабака и бывшего у нас некоторое время стипендиатом рязанского учителя Пенькова работать научно, заинтересовав их и увлекая своим примером.
Он завел для них научные коллоквиумы, на которые допускались и другие астрономы, и эти коллоквиумы вскоре стали центром московской астрономической жизни. Они были серьезнее, чем доклады, делаемые в Московском обществе любителей астрономии, и на них приходили и члены общества, и астрономы Московской обсерватории. Руководил коллоквиумами всецело Фесенков, я в это не вмешивался.
Он наладил также научные работы, под своим руководством, молодежи. В этом также я его не стеснял, ограничиваясь иногда лишь указанием тем. Наши «Труды Главной астрофизической обсерватории» на добрую половину заполнялись трудами В. Г. Фесенкова
[140].
Позже я привлек к научной работе у нас еще две молодые силы: Р. В. Куницкого и К. Ф. Огородникова. Дальнейшее пополнение научных сил было уж без меня.
Экспедиции
Второй по важности задачей представлялось обследование мест для будущих обсерваторий.
Чтобы не вести этого дела кустарным способом, еще летом же, в 1921 году, я организовал целую серию заседаний для выработки точных инструкций по такого рода исследованиям. К делу были привлечены из московских астрономов: С. Н. Блажко, А. А. Михайлов, В. А. Костицын, И. А. Казанский, Э. К. Эпик; из Пулковской обсерватории были выписаны: И. А. Балановский и Г. А. Тихов; из метеорологов были привлечены: В. А. Михельсон, С. Л. Бастамов, В. Ф. Бончковский и В. И. Пришлецов. Председательствовал я.
Состав научных сил был достаточно сильный, но как курьез приходится отметить отношение к делу пулковского астрофизика Тихова. Он весь ушел в материальную сторону дела. Главным интересом у него было, сколько и чего натурой и деньгами он получит в случае своего участия в экспедициях, причем он старался еще сохранить за собой право участвовать по крайней мере от двух обсерваторий одновременно, чтобы получить на этом основании все вдвойне. Правда, он был единственным исключением на этот счет в среде ученых, но добился он только того, что я перестал привлекать его к этому делу.
Мы разработали целый ряд инструкций для обследования в разном, необходимом для нашего дела, отношении местностей как для центрального института, так и для филиалов. Но нам пришлось отдать неизбежную дань всем русским начинаниям подобного характера: стремление обнять побольше. В результате инструкции вырабатывались слишком подробные, они стремились охватить и важное, и второстепенное. Склонять своих коллег жертвовать, в интересах целесообразности, мало важным не всегда удавалось, — они стремились все к лучшему и к лучшему. В результате наши инструкции получили лишь малое применение на деле, а весь крупный труд по их составлению увенчался преимущественно отложением выработанных инструкций в архивное дело…
На первое время я решил отправить две экспедиции: на Кавказ и в район Одессы, предполагая в этом последнем районе создать центральный институт.
Кавказская экспедиция
Возглавлять Кавказскую экспедицию я пригласил В. Г. Фесенкова. Он согласился и в начале осени приехал для организационной работы в Москву.
Эта работа отнюдь не была пустяками. Приходилось ехать зимой в горы, а стало быть, надо было запастись соответственной одеждой, инструментами и многим другим. Приобретать необходимое простой покупкой было советскими порядками запрещено: все надо было получать по ордерам из советских складов. Вот для преодоления инерции и неделовитости советских учреждений и пришлось затратить необыкновенную энергию и много времени. Фесенков употребил на это около трех месяцев. Он брал с собою научную работу и в приемных занимался ею, пока удавалось приступить к переговорам. Таким образом появилось в свет несколько его творческих работ… Когда его мытарства закончились, он подал мне о них отчет, вместе со схемой, из которой было видно, что он вынужден был предпринять 57 отдельных шагов и ходатайств. Проявлялась возмутительнейшая волокита и формалистика. Когда, казалось, все уже достигнуто, вдруг кто-нибудь ставил палку в колеса, и все надо было начинать сначала. За таким мелким делом пришлось даже заставить работать знаменитое СТО (Совет труда и обороны), и это СТО вдруг заупрямилось и отказало в снабжении экспедиции. Тогда пришлось обратиться к самому Ленину, который предписал СТО снабдить необходимым экспедицию в восемь человек. После этого дело пошло глаже, но все же за получением полушубков пришлось командировать агента из Москвы в Нижний Новгород, а за получением зимних перчаток — в Саратов.
