Считая это предательством, я решил и с своей стороны более не стесняться в данном деле с университетом, несмотря даже на то, что я состоял его почетным членом.
В апреле 1922 года в Москве при Наркомпросе была создана конференция по урегулированию управления и финансирования научных учреждений, находящихся на территориях федеративных и «независимых» республик. Смысл конференции был в том, что эти республики, пользуясь лозунгом «власть на местах», позахватывали разные отделения научных учреждений, находящихся в центре. Состав конференции был из представителей этих самых республик и из представителей центральных научных учреждений. Открыл конференцию проф. И. И. Гливенко, а затем председательствование перешло к директору Пулковской обсерватории А. А. Иванову.
Констелляция научных представителей получилась очень удачная. Из Петрограда были А. А. Иванов от Пулковской обсерватории и Н. А. Коростелев от Главной физической; от московских научных учреждений представителем оказался я один. Мы быстро сговорились и установили общую тактику, с которой бороться представителям республик было не под силу. К нам же по духу примыкал от историко-художественного мира и известный деятель Грабарь. Другие представители заинтересованных учреждений появлялись изредка и только на моменты, непосредственно их интересующие.
Представители республик были слабы. Один из них, например, от Чувашской республики или области
[149], никак не мог освоить различия между обсерваторией и консерваторией. Сначала его поправляли, а потом махнули рукой. До конца конференции он говорил: «Пулковская консерватория». Очень упрямым был представитель Украины, — галичанин, весьма плохо говоривший по-русски. Также выделялись твердокаменным упорством представитель Белоруссии и еврей, представлявший Дальневосточную республику
[150].
На первом же заседании конференции была единогласно принята предложенная мною формула: ученые учреждения, находящиеся в республиках, но имеющие общегосударственное значение, безусловно переходят в ведение своих центральных учреждений; имеющие же только местное значение — остаются в ведении соответственных республик.
Когда же дошло до конкретизации, то прошло гладко с Главной физической обсерваторией, которой было постановлено возвратить все ее обсерватории и ее сеть метеорологических станций; труднее было с Пулковской обсерваторией, у которой были отняты ее отделения — Николаевская и Симеизская обсерватории. С Симеизом прошло легко, а насчет Николаева представитель Украины не соглашался. Мы знали, что это сопротивление подсказано директором Николаевской обсерватории В. П. Остащенко-Кудрявцевым, поскольку хотелось выйти из подчинения Пулковской обсерватории, и он добивался объявления Николаевской обсерватории главной обсерваторией Украинской республики…
Что же касается Астрофизической обсерватории и ее филиалов, то еще раз мы с Ивановым согласились отстаивать такую схему: Ташкентская и Одесская обсерватории переходят на правах филиалов к Астрофизической обсерватории, а все остальные русские обсерватории — к Пулкову. Так вопрос и был поставлен на конференции. Представитель Туркестанской республики, мягкий и покладистый человек, согласился на передачу Ташкентской обсерватории, но представитель Украины уклонился от какого-либо ответа — положительного или отрицательного — по поводу Одессы. Когда же зашла речь о будущих филиалах на востоке, то представитель Дальневосточной республики категорически заявил, что власть республики не допустит существования в ней учреждения, не подчиненного непосредственно дальневосточному правительству.
Видя, что еврея не переупрямить аргументами, я говорю:
— Хорошо, в таком случае мы обойдемся без вашей республики! Мы обратимся к японскому правительству, которое, конечно, нам разрешит устроить свой филиал в Японии.
Представитель Дальневосточной республики смутился:
— Ну, уж ладно: устраивайте свой филиал у нас. Мы вашей обсерватории не тронем!
Все постановления конференции, против которых представители республик не возражали, были утверждены высшей советской властью.
Одесский директор обсерватории А. Я. Орлов поднял бурю против проекта присоединения к нам. Он созвал совещание своих подчиненных, на котором постановили перейти, в качестве отделения, к Пулковской обсерватории. Орлов не мог мне простить неудачи с доением несуществующих одесских экспедиций.
Когда ходатайство Орлова рассматривалось в ученом совете Пулковской обсерватории, то ряд членов: С. К. Костинский, И. А. Балановский, Шаин и др. высказались о неэтичности принятия в свой состав Одесской обсерватории после того, как на конференции у нас с Ивановым было заключено другое соглашение. Поэтому вопрос об Одесской обсерватории остался висящим в воздухе, а через короткий срок, ввиду катастрофы со мной, вся ситуация изменилась.
В Ташкенте университет также поднял бурю, но его сопротивление ослаблено было тем, что, ввиду согласия на конференции представителя Туркреспублики на передачу обсерватории, постановление о передаче уже было утверждено высшей советской властью. Тем не менее в начале лета из Ташкента прислали в Москву заместителя местного комиссара просвещения Оликова для урегулирования этого дела. Делегат оказался разумным и уступчивым человеком. Я ему наглядно доказал выгоды и для края, и для университета в случае нашего заведования обсерваторией, и он с доводами согласился. В июле 1922 года состоялось заседание, на котором участвовали делегат Оликов, представитель Главнауки Н. Н. Зубов и я; мы заключили формальное соглашение, согласно которому Ташкентская обсерватория переходила в полное ведение комитета Астрофизической обсерватории, причем на последний возлагалась обязанность удовлетворения местных научных и государственных нужд, поскольку удовлетворение этих задач не будет нарушать текущей научной работы. Директором обсерватории был намечен В. Г. Фесенков.
Это соглашение было немедленно утверждено Главнаукой Наркомпроса. После телеграфного сообщения об этом в Ташкент сопротивление университета было ослаблено, однако не вполне сломлено, ибо, как-никак, а власть была на месте. Стало ясно, что кому-нибудь надо ехать в Ташкент для формального приема обсерватории. Нам подсказали, что Туркестанская республика изнемогает от недостатка денег. Поэтому кто приедет с деньгами, тот и победит.
Мы наскребли для Ташкента более миллиарда рублей, и с ними должна была ехать возглавляемая Фесенковым комиссия. Но едва прошел месяц после передачи нам обсерватории, как произошли факты, изменившие всю ситуацию. Об этом — дальше.
Другие филиалы
Другие филиалы стали нарождаться с некоторым отступлением от первоначального плана. Так, в конце 1921 года Н. П. Коноплев, заведующий небольшой обсерваторией в Семипалатинске, в которой были один или два небольших телескопа, но не было никакого другого астрономического оборудования, обратился с просьбой в комитет о приеме этой обсерватории на роль филиала, с отнесением содержания ее на наши средства. Первоначально мы были склонны эту просьбу уважить, но потом, ввиду невозможности поставить в Семипалатинске, где могли быть только одни любители, наблюдения научным образом, от этого филиала отказались.
