Я отворачиваюсь, потому что мне становится противно до тошноты, и теперь на меня смотрят огромные, выше моего роста часы. Я стою посреди дороги, ведущей в неизвестном направлении, и арены уже нет, как и стен, и часы отсчитывают 12 секунд, а когда стрелка падает на секундную отметку в тринадцатый раз, я чувствую сильный удар справа. Всем телом.
Уже в следующий миг я вскакиваю с дивана с криком.
С дивана? Как я на нем?.. А, впрочем, плевать.
Одновременно со мной рывком вскакивает Алина. Молча смотрит на меня, но ее взгляд совершенно бесстрастен, без капли удивления. Я протираю лоб влажной ладонью, и тут меня осеняет.
– А что ты тут делаешь?
– Хм, – Алина встает в полный рост на диване, заставляя меня отодвинуться. – А что? Мешаю?
– Нет, но… – я путаюсь в том, что есть, а чего нет.
Алина стоит надо мной, и она совершенно точно не может быть глюком или сном – я вижу детально все черты ее бледного тела – грудь, талию, направленную прямо мне в лицо промежность, смотрящее исподлобья лицо.
– Хорошо, могу уйти, – заявляет она и разворачивается.
Выгнувшись так, чтобы я мог получше разглядеть все, что только можно, на идеально депилированном пространстве ниже пояса, она слезает с дивана и встает рядом.
– Куда ты? – я пытаюсь встать, но мне удивительно тяжело, и выходит не с первого раза. – Я не хочу, чтоб ты уходила.
– Так бывает, – спокойно говорит она. – Все уходят.
Сзади я слышу какой-то шорох, оборачиваюсь, но там ничего, а когда я смотрю в сторону Алины, она уже стоит у открытого окна.
– Эй, милая, отойди-ка, а то простынешь, – предупредительно выставив руку вперед, начинаю подходить к ней.
Она разворачивается ко мне лицом, и я ошарашено дергаюсь, потому что не узнаю ее лица. Спустя секунду, я понимаю, что мне просто что-то показалось, и это точно она, а не кто-то другой. Только она слишком бледная, не загорелая.
– А какая разница? Есть какие-то отличия?
– Что? – не понимаю я.
– Есть я или нет меня? Кому-то есть разница? Кто-то вообще мечтает, думает обо мне?
– Что ты говоришь? Что за чушь? Подойди ко мне, – умоляющим тоном говорю я.
Она улыбается и разводит руки в стороны, вроде как приглашая меня обнять ее.
– Это не больше и не меньше, чем обычно. Так всегда. Тебе плевать на всех. Но это никогда не было только твоим правом.
Сзади я слышу скрип когтей по пластику, и это заставляет меня развернуться и начать искать источник звука, и в дальнем углу моей огромной комнаты я вижу светящиеся глаза, которые наблюдают за мной и Алиной, и когда я делаю рывок в сторону моей девушки, чтобы защитить ее, я понимаю, что ее уже нет, и осталось только закрытое окно.
Закрытое?!
Я щупаю стекло. Стучу по нему пальцами. Оно неподвижно. Чувствую, как слабнут ноги, и падаю рядом с действительно закрытым окном. Мне кажется, что я плачу, но я не уверен. Я не чувствую ни ног, ни рук, ни лица. Только боль где-то в глубине души.
Это не больше и не меньше, чем обычно. Так всегда.
Неужели теперь так будет всегда?
День шестой
Просыпаюсь. Впрочем, этот термин не совсем подходит. То, что я видел этой ночью, скорее можно было назвать галлюцинациями. Спокойствия сна я так и не получил, и только под утро выбрался из-под окна на диван. Идея смешать весьма солидное количество крепкого алкоголя с транквилизатором была хоть и не обречена на поражение на старте, но довольно рискованна. И в данном случае, риск оказался неоправданным. Я насмотрелся всякого дерьма и совершенно не выспался. Сейчас же я просто освобождаю лицо от липких объятий пропотевшей подушки и обнаруживаю, что в моей комнате, прямо около моего холостяцкого ложа блестит бодрая лысина Таначадо.
– Какого черта ты здесь делаешь? – медленно приподнимаясь над смятым постельным бельем, бормочу я.
– Ты не вовремя спишь, – вздыхает Таначадо.
– Да ну? – язвительно и скривившись выдаю я и встаю, ощущая ломоту во всем теле. – Который час?
– Обрати внимание, – показывает он на дверной проем, ведущий в комнату.
Прямо на пороге комнаты лежит дохлая «собака». Мускулистая, с когтистыми лапами и вытекающей из растопыренной пасти кроваво-красной слизью.
– Твою мать! – вскакиваю с кровати и сжимаю кулаки до боли.
– Не благодари. Ты невнимателен. Этот охотник следил за тобой со вчерашнего вечера. Я же предупреждал об усилении активности.
– Ты говорил – не вылезать наружу. Но они и раньше приходили ко мне домой.
Падаю в домашнее кресло с встроенным массажером. В спину болезненно втыкаются массажные ребра. Раньше я этого не замечал.
– Они не ориентируются, как ты. Они могут стоять за твоей спиной, но не видеть тебя, – объясняет Таначадо, и его голос болезненно рикошетит от стенок моего черепа. – Очень трудно объяснить, как это работает. Связи с илетерр, с другими типами энергии.
Собака понемногу становится полупрозрачной – кусок за куском уродливого тела, – и исчезает.
– А что вообще будет, если они меня достанут? – любопытствую, пытаясь сбить нервную дрожь в коленях.
– Сердечный приступ, если собака загрызет тебя. Никаких внешних повреждений. Еще один перегревшийся на работе и получивший инфаркт менеджер.
– Круто.
– Есть другие варианты – например, в новостях у вас недавно мелькал повесившийся прямо в кабинете руководитель успешной компании в Японии, – Таначадо подходит к окну и задумчиво смотрит в него. – Вот это они. Убирают отдельных бойцов нашего фронта. Чистят поле для продуктивной работы после явления в Пунт.
– Теория заговора… – бормочу, надеясь, что меня никто не услышит.
– Конечно, – Таначадо издевательски громко хлопает в ладоши. – Адаптируй реальность к свои категориям мышления. Работай СМИ для самого себя. Тогда тебя в скором времени грохнут, и вся моя работа на смарку.
– А что? Так это и выглядит.
– Ты все еще пытаешься поставить себя во вчерашние рамки, соотнести желаемое и действительное и получить равенство.
– Да ну! – я вскакиваю из кресла; кресло откатывается назад и врезается в стол, едва не роняя стоящий у края «макбук»; быстро подхожу вплотную к Таначадо. – Хочешь сказать, я горю желанием поставить знак равенства между желаемым безумием и реальным? Я путаю реальность и вымысел, но не понимаю, где именно происходит путаница.
– Ты кусаешь себя за свой же хвост этим, – Таначадо пожимает плечами и не оборачивается ко мне, словно выискивая взглядом новых «собачек» за окном. – Как тупая псина. Но все так, как есть. Именно так, как ты видишь. Пойми – есть вещи, которые стали доступны тебе совершенно неожиданно; вещи, которые казались тебе мистикой, сказкой, бредом, но оказались истиной. И с этим надо уметь справляться.
