Я же с дядей Васей до какого-то момента был на связи, но общих интересов у нас было маловато, а потом он и вовсе исчез. Ходил слух, что его обвинили в двойном убийстве – сожительницы и ее любовника, но я так и не удостоверился в том, насколько это может быть истиной. В любом случае, помимо возможной статьи 105 УК РФ, у дяди Васи точно был еще и довольно приличный арсенал еще с тех веселых времен, когда шансы быть убитым случайной пулей на улице были один к одному.
И вот теперь остается выяснить – а куда же делся дядя Вася.
День седьмой
Рано утром, пережив довольно беспокойную ночь и не сомкнув глаз, я с канистрой топаю к своей тачке, брошенной, к счастью, на видном месте. Как ни странно, все цело и невредимо, кроме той двухнедельной царапины, которой я так и не занялся. Не с первого раза попав в горловину бензобака – с женщинами мне сегодня лучше не видеться и не оказываться в состоянии близости, это точно, – выливаю в бак все содержимое канистры до последней капли.
Приглушенное урчание двигателя собственной машины меня давно так не радовало. Немного дав ей прогреться, я с места разворачиваюсь и уезжаю в поисках ближайшей заправки.
Дав «сотку» пареньку на «несте», я отправляюсь в кафе при заправке, чтобы сначала оплатить топливо, а потом спокойно поговорить по телефону с Аней – дочерью дяди Васи, которая наверняка должна знать, где он и что с ним.
Звонок, разумеется, будит Аню – тотальную раздолбайку по жизни, – причем с пятого прозвона. Я договариваюсь с ней о встрече через несколько часов – раньше она, видите ли, просто будет не в состоянии, – беру кофе покрепче с собой и уезжаю с заправки.
В кафе на «пискаревке» я провожу около часа, хотя приезжаю туда за десять минут до обозначенного времени встречи. Аню я узнаю сразу. Очевидно, ультракороткое платье с гофрированным низом она подбирала по принципу – если уж не соблазнить меня, то подцепить кого-нибудь по дороге обратно, чтобы он оплатил ее счет за обед. На данном этапе жизни Аня рыженькая, хотя я за считанное число встреч по жизни успел увидеть ее во всех псевдонатуральных цветах волос, а также в синем и розовом. Она узнает меня не сразу, но довольно быстро ловит мой призывающий жест и подходит к столику. Нервно озирается и первым делом кладет перед собой на стол свой «айфон», как это принято нынче у всех, у кого есть хотя бы китайская «реплика» «айфона». От Ани пахнет какой-то слащавой туалетной водой.
– Как жизнь, Анютка?
– Да, круто. Вот живу то одна, то с подружкой. Сегодня она уехала на работу, а я вот спала.
Аня у нас «би». И «подружка» – это вроде как girlfriend. Эту подружку-лесбиянку я, кстати, видел. Видел ее фотографии на странице Ани «вконтакте». И судя по фотографиям объятий с жирной уродливой клушей с огромным остроконечным подбородком, с головой у Ани с каждым годом все хуже. Если не с каждым днем.
– Отличный у тебя аромат. Что это?
– Flora.
Решаю дальше не интересоваться, решая, что это наверняка какое-то очередное фуфло в красивой обертке за баснословные деньги – Аня такое любит, потому что оно поднимает ее самооценку до небес. К разговору о людях, которые любят нюхать, ага.
– Как сам? – проявляет вежливость Аня.
– Вполне стабильно.
– А я вот пока что не работаю. Что-то не устроиться. Ну, иногда подрабатываю кое-где. Но редко.
Ничего нового, ты всю жизнь планируешь так прожить – я-то уж знаю.
– Рад за тебя. Я вот по какому делу…
– Ой, погоди минутку.
У Ани розовеют щеки, она уводит взгляд в стол, тихонько вздыхает, и ее одолевает мелкая дрожь.
– У меня тут просто анальная пробка, иногда забываю вытянуть, когда ухожу из дома. Сидеть не очень удобно, – объясняет мне девочка без комплексов Аня. – Все, готова. Ух-х, – протирает быстро вспотевшее лицо ладонью. – Давай дальше, что там у тебя?
– Веселые у тебя забавы, – улыбаюсь с предельной добротой, которую можно симулировать. – А у меня дело к твоему бате. Очень срочное.
– Хм, – Аня задумчиво кусает длинный нарощенный ноготок. – А что за дело?
– По его специфике. Но тут лучше лишнего не знать. Ну, ты понимаешь.
– Ну, тебя я хорошо знаю, Эдик. Так что не парься. Скажу. Но с тебя каппучино, и побыстрее.
– Не вопрос.
Кафе, надо заметить, представляет из себя убогую тошниловку, в которой официант есть только номинально, и для ускорения процесса я решаю сходить и принести кофе этой малолетней отщепенке сам. Когда я возвращаюсь, она, кажется, снова подходит к оргазму, но на этот ее тоненькая ручка уж больно заметно дергается под столом.
– Не отвлекайся, – усмехаюсь я и ставлю кофе перед ней.
– Короче, он сейчас обитает в Кронштадте, – Аня вытаскивает руку из-под стола, обнюхивает, берет кофе и отпивает немного. – Адрес напишу, но там подвал у него – короче, еще надо будет найти. Справишься?
– Вполне, – достаю листок бумаги и ручку, заранее припасенные из машины. – Рисуй.
Когда Аня заканчивает писать – а делает она это медленно, вырисовывая детским почерком кривые крупные буковки и поглощая маленькими хлюпающими глотками горячий кофе, – я внимательно читаю название улицы и даже понимаю, почему именно этот адрес выбрал дядя Вася, чтобы залечь на дно. Там его точно искать не будут. Но у меня есть еще один вопрос к Анечке.
– Что у тебя ассоциируется со словами «полет курицы»?
– Куриный суп. А что?
– Нет, ничего. Просто так.
– Слушай, Эдик, ты же имеешь дело с юристами там, с судами, с серьезными разборками, короче. Так вот – ты не знаешь – если у кого-то хранятся файлы другого человека на компе – ну, если они денег стоят, – их можно как-то заставить отдать?
– Эм. Трудно сказать. А в чем суть?
– Ну, у меня тут девочка-фотограф – она все материалы хранила на ноуте, а ноут был ее парня, – оживлено жестикулируя, рассказывает Аня. – В итоге, этот комп забрал ее парень, как и подаренные им драгоценности. И свалил.
– С чего бы вдруг?
– Ну, там была ссора, в ходе которой она вешал ему на уши всякое говно. Так бывает. Мы же девочки.
– Понятное дело.
– Так ты знаешь?
– Нет. Извини.
Примерно на середине пути в Кронштадт я принимаю гневный звонок от Алины.
– Ты где? Я тебя потеряла.
– У меня важный отъезд. В область.
– Какой, к черту отъезд, Эдик?
– Дела…
– Ты по ночам скачешь, как бешеный, меня довел до того, что я пью успокоительное. Что ты творишь?
– Я сильно занят. Очень важное, – проклинаю внезапно напавшее на меня косноязычие; я звучу, как заевшая старая пластинка. – Боже мой, ты можешь мне просто поверить?
