Повидавшие виды деревянные костыли с расшатанными металлическими креплениями мне подарили. Точнее – дали в безвозмездную бессрочную аренду в надежде, что я их не пропью. С трудом открыв и удержав от закрывания тонкую металлическую дверь квартиры, я делаю несколько неловких шагов на костылях в сторону лифта. Дверь захлопывается за моей спиной, и закрывать ее на кнопочный замок я не стану. Воровать у меня практически нечего – за исключением, разве что, ноутбука, который надо бы подключить к сети. Я дохожу до лифта и прикидываю, как лучше нажать кнопку. Нажав ее левой рукой, я теряю контроль над левым костылем, и он с грохотом падает на пол, а я, рефлекторно опершись на целую ногу, приваливаюсь к стенке. Лифт приходит и открывается передо мной, но мой энтузиазм уже угас. Хитрым акробатическим трюком присев на одной ноге и держась дрожащей рукой за правый костыль, я подбираю вторую опору и возвращаюсь в квартиру. Как прекрасен мир вокруг, я лучше посмотрю в «яндекс-картинках».
Зайдя в квартиру, я раздеваюсь и иду в ванную. Просто принять душ. По ходу, от меня жутко разит пивным перегаром, и треснувшее стекло, в котором отражается моя небритая физиономия, только подтверждает это. Какое-то время я стою под душем на одной ноге, но надолго меня не хватает, и я падаю с грохотом, обрывая и без того натерпевшуюся страданий за годы существования шторку вместе с карнизом. Я со всего размаху ударяюсь плечом, но только лишь затем, чтобы амортизировать последующий удар головой. В результате этого эксперимента я понимаю, что мыться и бриться я теперь смогу только сидя.
Я сбриваю с лица весь скопившийся хлам, отмываюсь, насколько возможно, от больничной вони и вытираюсь насухо, а затем успешно, живой и почти здоровый выхожу из ванной, опираясь на один костыль. Я какое-то время лежу, потирая ушибленное плечо, и пытаюсь прийти в себя. Затем решаю перекусить, но кроме стухшей колбасы и прокисшего молока у меня ничего нет, и моим спасением оказывается завалявшийся в уголке буфета пакетик «роллтона». За этим скромным ужином и решаю пропустить рюмочку давно ожидавшего своего часа «Золотого Стандарта», а потом…
…а потом я безудержно, искрометно, феерически бухал без остановки на все, что было в пополненном из заначки кармане. Я не мог остановиться. Я не выходил на улицу, кроме как в магазин – да и эти перемещения давались мне, по объективным причинам, с трудом. Я никогда не поднимал глаза и одним прекрасным утром понял, что начал забывать, как выглядят другие люди, не похожие на мое уродливое обросшее щетиной отражение в зеркале. Кто-то из знакомых и ребят, с которыми я иногда параллельно работал, звонил мне. Одних я слал наиболее коротким маршрутом, другие – те, кто знали, где я живу, – приезжали ко мне и поапдали в западню моего непримиримого запоя. Но я перепивал всех. Все заканчивались раньше меня. Не знаю, как оно у меня выходило. С целью экономии, уже на вторую неделю я перешел на чистую водку – в основном, «зеленку», – и даже в таком режиме я был неотразим. Пил и блевал, блевал и пил. Не знаю, каким был литраж выпитого мной в переводе на спирт, но уже на третью неделю я понял, что значит «пить водку, как воду». Нет, это не просто фигура речи. Это абсолютно четкая вкусовая установка, к которой приходишь по прошествии некоторого времени уничтожения чистой водки. Когда я видел, что моя культя начинает немного кровоточить из-за неполного заживления и избытка алкоголя, я прикладывал к ней тряпочку, смоченную водкой, для дезинфекции. Один из моих собутыльников – вроде, это был Вася, – не выдержал этого целительного действа и наблевал прямо в пустой цветочный горшок хозяйки квартиры. Хорошо, что не на пол, подумал я тогда и хлопнул еще стопку за это дело.
Ко мне зашел как-то и Леха – со сломанными рукой и ногой. В грязном гипсе. У него был чертовски бледный вид, как у призрака. Он что-то рассказывал про духовность, про мантры и индусов, про Гоа и чакры, хвастался своим туром атостопом в Крым – уже второй раз подряд, хотя звучало это, как в первый. Потом он куда-то ушел. Больше я его, кстати, не встречал. Никогда.
На самом деле, у меня никогда не было настоящих друзей здесь, в Питере. В выходные я выпивал с приятелями, знакомыми, смотрел кино, спал. Кто-то скажет – фи, это же маргинальный и растительный образ жизни! – но я точно знаю, что большинство живет так же. Меняются только напитки, одежда, места, фильмы. Возможно, дополняются списки тем для разговоров. Хотя, беседы, которые мы проводили с приятелями о политике, искусстве, спорте, могли быть достаточно интеллектуальными. И уж точно не уступали сальным шуточкам каких-нибудь менеджеров по продаже автомобилей или сантехники, которые вряд ли читают больше моего или смотрят шоу на «Культуре». Но я ни с кем не контактировал достаточно близко, чтобы считать их друзьями. Ни с кем у меня не было устоявшихся связей, я никому не открывался и ни с кем особо не задушевничал. Я давно не заводил девушек и ходил с сексуальной голодухи к паре-тройке знакомых проверенных проституток, которые делали мне хорошие скидки и даже иногда давали после мимолетного секса выговориться бесплатно, зная мое печальное личное положение. Когда в прошлом году мне пришла весть о смерти матери, я окончательно понял, что остался абсолютно один, и это несмотря на то, что звонил я ей редко. Я знал, что дела у нее не лучше, но и не хуже, чем у меня. Но что я один, я не ощущал так остро до того, как, смотавшись на ее похороны и потратив на это половину зарплаты, я почти пропил вторую. И именно из-за отсутствия связей с кем-либо я попал во все то дерьмо, которое и привело меня к нынешнему состоянию. Полнейшая изоляция сознания только усугубилась запоем и инвалидностью. И кое-чем еще.
… мой запой прерывается. Почему? Да просто мне в голову стукнула шальная мысль о том, что я уже чертовски долго курсирую между бессознательностью, толчком и магазином. Мне стало любопытно, сколько времени прошло и поменялось ли что-то вокруг меня. Но, знаете, трудно понять, сколько именно времени потерял, когда у тебя нет ни календаря, ни телефона с установленной датой. Мобильник я, кстати сказать, утопил в унитазе, и сейчас он плывет – как я полагаю, либо в Девяткино, либо в Финляндию. Мне так кажется. Возможно, это мой вклад в международные отношения, чем черт не шутит. Ноутбук я случайно сломал пополам, а обе половинки за ненадобностью вышвырнул в окно. И теперь лучший способ узнать, который день и час – это включить телевизор. По крайней мере, на трех каналах точно сообщат, что к чему. В новостях, а то и просто в фоновой картинке с датой, временем и температурой за бортом. Но мне не очень везет, и я натыкаюсь только на архивный репортаж две тысячи седьмого года про какого-то политика или ученого – я с трудом понимаю, о чем идет речь. Но я примерно помню, какой была моя жизнь в том году. Размеренное, унылое существование в ожидании лучшей участи. И потом, в какой-то момент мне показалось, что вот оно – счастье, – жить в мегаполисе, гулять, где хочешь, проводить время, как заблагорассудится и всегда знать, что будет куда прийти и где переночевать. Так ли это мало? Для того, кто мог у себя дома иметь все то же самое и перспективу успешно оформить приличный социальный статус, и только потом уезжать на штурм мегаполиса? Трудно сказать. Во всяком случае, сейчас все планы нужно переосмыслить.
А у меня были какие-то планы?
