– Но я так тебе скажу, – продолжает Хазан. – В свое время я тоже задумывался о том, чтобы вернуться. Но что меня там ждало – я хрен его знал. То есть, перестрадать, пережрать столько говна ради того, чтобы отступить – вот это было страшно. Страшнее очередной ночи на теплотрассе. Вернуться домой оборванцем – вот чего я не хотел. Нет, ну ты прикинь – смотреть в глаза тем, кто тебя знал, и говорить – извините, ребята, я обосрался.
– Ага.
– Так что я решил не сдаваться. И ты не сдавайся, Костян. Будет и на нашей улицы праздник – с бабами, водкой и банькой!
Снова похлопывает меня по плечу – на этот раз, сильнее и увереннее. Тем временем, сигарета сама дотлевает у меня в руке, и я обжигаюсь и отшвыриваю хабарик прямо на асфальт. Скриплю зубами и протираю глаза, в которых начали копиться слезы. Хазан невозмутимо достает пачку и предлагает мне взять, сколько нужно. Я беру еще сигарету, только сейчас замечая, что это «парламент», и разговор продолжается.
– Ладно, это все лирика, – машет рукой Хазан и, докурив, выкидывает окурок в урну. – Вообще, я тебе могу работу предложить. На полном серьезе.
– Че за работа? – стараюсь своим тоном не показывать живой интерес.
– Ну, скажем так, творческая, – качает головой Хазан и поворачивается ко мне, опираясь на спинку скамьи. – Ты смотри, сейчас – по моему личному опыту, – у тебя самый важный момент в жизни. Ты должен понять – либо на дно и в говно и домой, либо карабкаться и выживать тут.
Молча киваю, давай понять, что это мне уже ясно.
– Так вот, есть реальная тема, в которой можно зарабатывать на свои нужды, жить на казенной хате – в общаге, конечно, но зато в тепле, – и еще получать питание и обслуживание. Короче, все включено.
– А делать-то что надо? – киваю снова на обрубок. – Я, как видишь…
– Вот именно это тебе сейчас и поможет, Костян, – глядя прямо мне в глаза, заявляет Хазан.
– В смысле? – меня ошпаривает изнутри суть сказанного им.
– Ты в метро ездишь?
– Бывало.
– Видел, как там люди работают? Те, которые ходят по вагонам, собирают дань с населения.
– Видел, – сглотнув, отвечаю и начинаю понимать, в чем конечная суть разговора.
– Ну, и ты, надеюсь, в курсе, что это дело с хорошими оборотами, а не нищенство, на самом деле, так? Или ты еще в детстве живешь? – когда Хазан широко улыбается, я вижу, насколько идеальны его зубы – на стоматологе он явно не экономит. – Ладно, не обижайся. В общем, я тебе предлагаю работу в моей службе сбора.
– Слушай, я не знаю… – почесываю голову и пытаюсь быстро придумать, как свинтить от Хазана, с учетом того, что он гораздо быстрее меня.
– Да ты не нервничай, – осторожно кладет мне на плечо массивную ладонь Хазан. – Ты просто подумай спокойно. Я тебя силой не потяну, но ты учти – потеряешь много, если откажешься. Подумай – реально уезжать домой отсюда – это вообще не вариант. В регионах – одно говно, работы нет, только бухать и вешаться. А здесь, – показывает ладонью на шумный поток транспорта по проспекту Ветеранов, – бабки можно прямо из воздуха делать. И вместо того, чтобы потерять на своей аварии, ты на ней наваришься. Ты, конечно, можешь пойти в ночлежку, но что дальше? Собирать банки или рыться по помойкам?
Рассудительно – если это слово ко мне сейчас вообще применимо, – качаю головой в ответ и уже не думаю о том, чтобы убежать.
– Я же тебе предлагаю вполне нормальную работу – пусть и не всем понятную, но и насрать на всех остальных, – а еще – питание и спальное место. Уж всяк не хуже, чем там, с «роллтоном» и загульными бомжами на государственной шконке.
– И это на всю жизнь, да?
– Да, как хочешь, – пожимает плечами Хазан. – Поработаешь год-другой, устанешь – пойдешь на отдых. Поверь, ты за это время сделаешь нашей общине столько бабла, что никто твой процент отбирать просто не захочет. И сам будешь в шоколаде, и другим поможешь – тем, кто с тобой живет.
– И тебе, да? – решаюсь на ответный выпад, хотя у меня уже кружится голова от напряжения и голода.
– А мне, думаешь, много надо? – разводит руками Хазан. – Я просто сам был в заднице когда-то. И сейчас помогаю тем людям, у которых шансов выжить на улице – как у Квазимодо на конкурсе красоты. Мне в свое время помогли. И я как-никак, а живу, сечешь? Так почему бы мне не помогать другим?
– И когда надо дать решение?
– Да ты уже и сам все знаешь – надо оно тебе или нет, – вроде как сбавляет напор и достает пачку «парламента» Хазан. – Думать тут особо нечего. Нет – я буду не в обиде. Да – пойдем и будем делать дело. Решай.
Наверное, в этом месте я должен рассказывать о ночи без сна, длительных раздумьях и нравственных терзаниях. Но лирику в сторону. Я представил альтернативу в виде помещения меня в какой-нибудь приют с обоссаными, забытыми всеми стариками и зомби-алкоголиками, кинутыми на доставшиеся по наследству квартиры. Альтернативу в виде пенсии по инвалидности, которой хватит на два батона и бутылку пива. И еще альтернативу в виде возвращения домой инвалидом без шансов на долгую счастливую жизнь. В предложении Хазана я увидел передержку для себя – как для раненой бездомной собаки, увечья которая когда-то заживут, а ее саму заберут в уютное семейное гнездышко. Я посмотрел на баклагу, определил, что она пуста и выкинул ее в сторону урны. Мимо урны. Я сказал «Давай». Вот и все.
Единственное, о чем я толком не подумал – это о том, что передержки животных постоянно забиты, и собаки из них крайне редко уходят к новым хозяевам. Но вспоминая ночевку на улице около больницы, и умножив число таких ночевок на триста шестьдесят пять дней в году, я понял, что сроки этой работы меня не сильно беспокоят, а потому и задумываться о них не стал.
– Давай.
По дороге к машине Хазана – обычной «ниве», – я вспоминаю, как мой покойный дед рассказывал мне о том, какой серьезный бизнес вели в девяностые обычные бездомные пацаны. Он покупал хлеб в ларьке рядом с домом, и каждый день к людям в очереди – в том числе и к нему, – подходил паренек потрепанного вида, иногда с синяками на лице, и просил купить ему пару булок хлеба. Просил он не денег, не водки, не сигарет, а именно хлеба, и отказать в таком случае из-за каких-то копеек – мало кто решался. Но в один прекрасный день, дед обратил внимание, что пацан не просто брал хлеб и уходил куда-нибудь в подворотню есть, да и «закупал» он его в количествах, достаточных чтобы получить аллергию на муку. Он просто перебегал дорогу и отдавал добытые кирпичики хлеба бабке, сидящей там и торгующей тем же хлебом, что и в ларьке, только по демпинговым ценам и без очередей.
Иногда, глядя какой-нибудь популярный голливудский фильмец, ты оцениваешь поступки главного героя и невольно возмущаешься – почему он бросил пистолет вместо того, чтобы грохнуть с его помощью врага, почему он не может нормально объяснить свою ситуацию кому-то и недоговаривает, усложняя себе жизнь, и так далее. Ответ на эти вопросы получаешь лишь тогда, когда сам встаешь перед совершенно новой, чуждой тебе дилеммой, решение которой будет или быстрым или переложенным на волю судьбы. И все, что ты можешь в таких ситуациях – это принять правила, написанные кем-то другим. Никто не обещает, что ты об этом не пожалеешь. Но лучше вариантов никто не предложит.
