Офисная утопия
Высотка – это мечта о новом мире без пролетариата. Важно, что классический рабочий класс в здании как раз отсутствует. Главный экономический смысл подкрадывавшейся к тогдашним британцам эпохи Тэтчер – вынос грубых производств в третий мир. Лондон, а в идеале и вся Британия должны были стать мировой «офисной зоной», занятой финансами, управлением, сервисом, логистикой, образованием и другими услугами.
В сорокаэтажном пространстве для потребления и отдыха нет собора, суда, ратуши и театра, составлявших прежний город, но зато внутри высотки есть бордель, частный сад с лошадью и черной овцой, супермаркет, бассейн, спортзал. Они и станут ареной массовой невменяемости.
Вам знакомо чувство легкой паранойи, которое охватывает столь многих в московском Сити, откуда тоже, при наличии пополняемой кредитки, можно не выходить всю жизнь?
Баллард вернется к этому в «Суперканнах» – лучшем своем романе, где всё гетто для богатых, изолированный 1 %, правящий планетой, держится на непристойном преступлении, ключом к которому является педофильская расшифровка кэрролловской «Алисы». Безумие пожирает изолированный класс, и психика самых богатых становится странной, как забинтованная нога китайской наложницы.
Революционная ситуация
«Высотка» – это рай для ретромана, угоревшего по 1970-м. Шрифты – усы – платья – мебель. Ощущение жизни, из которого еще только родится панк-рок с его «Будущего нет!» и «Ешь богатых!». Клонилась к закату молодежная революция с ее надеждами на гуманизацию системы и переход не то к магической «эре Водолея», не то к антиавторитарному социализму новых левых.
Прологом к восстанию в высотке как раз и стал бунт детей под предводительством самых отвязных взрослых. Они врываются и портят элите вечеринку у бассейна.
Послевоенный капитализм под воздействием внутренних и внешних левых принял гораздо более мягкие, кейнсианские, «розовые» формы. Имущественное неравенство уменьшалось во всех западных странах с 1950-х по 1970-е, доступ к образованию рос и с точки зрения здравого смысла, первое же поколение, выросшее в такой системе, должно бы эту систему как минимум уважать за то, что она дает людям гораздо больше возможностей, чем давала их родителям. Но здравый смысл, как всегда, провалился, и первое же поколение объявило системе пафосную войну, выставив ей этический счет и обвинив ее в милитаризме, телевизионном отуплении, моралистическом подавлении, товаризации бытия, гендерном угнетении, классовой сегрегации, бездуховности и много в чем еще. В этот процесс включалось все больше групп, объявивших себя угнетенными, и это грозило привести к необратимым изменениям. Но с середины 1970-х стратегия западных элит поменялась, капитализм вновь стал менее удобным и комфортным, у среднего класса добавилось финансовых проблем, неравенство снова начало расти, и через несколько лет от «молодежной революции» мало что осталось. Панк-рок и был, собственно, прощальной песнью этого подъема и драматическим отказом от всех вчерашних надежд.
Впрочем, с точки зрения умеренных сторонников «молодежной революции», от нее осталось не так уж мало: множество субкультур, т. е. стилей жизни, новые рынки, новая музыка, литература, экологическая политика и т. п. Так или иначе мировые элиты получили важный урок: делая систему комфортнее и выравнивая неравенство, вы увеличиваете, а не уменьшаете число бунтарей и критиков.
Западный мир совершил тогда решительный разворот от социал-демократии к неолиберализму. Сейчас англосаксонский мир (успех Берни Сандерса в США и Джереми Корбина в Британии), да и Запад вообще (успех «Сириза» и «Подемос», эксперименты с базовым доходом) готов, возможно, совершить нечто прямо противоположное.
«Голодные игры»: помни, кто твой настоящий враг!
Революция снова в моде?
Как надо понимать весь этот «голливудский марксизм» – недавние «Время» и «Элизиум» и вот теперь вторые «Голодные игры», которые оказались во много раз политизированнее первых?
Те, кому все еще выгодна нынешняя стабильность, понимают так: серьезной революции в современном мире не предвидится, и именно поэтому про нее можно спокойно снимать фильмы-стрелялки для школьников. Классовая война на экране – это всего лишь фантомная боль ушедшего века. Постмодернистская игра в альтернативную историю и в то, чего никогда уже не будет.
Те, кому выгодны большие перемены в мировом масштабе, понимают иначе: настали времена, когда об этом невозможно молчать, когда миллионы кулаков сжимаются от гнева и желание войны за справедливость становится все более популярным настроением. Массовая, т. е. очень простая, но актуальная культура десятых годов не может оставаться прежней в эпоху арабских революций, протестной оккупации площадей в США и беспорядков на пылающих улицах по всей Европе.
О спецэффектах, платьях и колебаниях девочки между двумя мальчиками вы прочтете во всех остальных рецензиях на этот фильм. Поговорим о его социальном послании.
Империализм
Власть на этой земле есть ничем не подслащенная диктатура буржуазии, собственный стиль которой – имперско-римский. Кроме буржуазии, имеется гламурный балаган, ставший новой телевизионной религией пролетарских масс. Есть похожая на штурмовиков из «Звездных войн» охрана этого порядка и, наконец, бесперспективное большинство – человеческое море простых пролетариев.
На карте больше нет первого и второго миров. То есть нет классического (капитализм) и альтернативного (социализм) геополитических центров. Нет там и третьего мира, т. е. не присоединившейся периферии, которая выбирала, по чьей модели развиваться, и воспринималась двумя конкурирующими центрами как ресурс и поле влияния. Есть только Капитолий – золотой Запад, главный офис, и гигантское гетто для мирового пролетариата, разделенного границами «дистриктов» по производственному признаку, как камерами в планетарной тюрьме. Нефтяной дистрикт, продовольственный, собирающий летающие машины, добывающий алмазы и т. п. Выживание, бесправие, тяжелый труд, ранняя смерть и никаких альтернатив – вот судьба жителя любого из них. После усмиряющих рейдов там прижигают раны от полицейских побоев той же «огненной водой», которую и пьют. Внутри дистриктов так же есть небольшое разделение на торговцев и «шлак» – промышленных рабочих. Были и показательно «стертые» дистрикты, посмевшие бросить вызов Капитолию, это Ливия или Ирак этого мира.
Такой мир был мечтой британских империалистов сто лет назад, но он не состоялся из-за появления второго, социалистического, мирового центра. США стали с тех пор новым центром империализма. Что может помешать подобному проекту сейчас?
Игры
В отсутствии доступа к образованию и другим ресурсам роста единственный и очень узкий социальный лифт – победа в кровавом реалити-шоу. Это как мечта миллионов провинциалов выйти в люди, попав в наш «Дом-2». В нашем «Доме-2», кстати, участники рекламировали первую серию «Голодных игр». Но еще больше «Игры» похожи на другое шоу – «Последний герой». Сьюзен Коллинз именно так и придумала свой сюжет, переключая телевизор с «Последнего героя» на военные новости из Ирака. Жестокость добавлена в шоу для драматизма. Правила простые: убей или дай погибнуть другим, чтобы получить все самому, оставшись на острове последним – крайний случай той конкуренции индивидуумов, которая движет этой цивилизацией и которая, как надеется власть, навсегда вытеснила человеческую солидарность. У каждой пары есть корпоративные спонсоры, помогающие ей в смертельной борьбе с другими парами.
