В «Темном рыцаре» Нолана Бэтмен – тошнотворно фарисейский, обманывающий тех, кого защищает, «социально ответственный бизнесмен». Нам не нравятся олигархи потому, что мы не знаем, что ночью, нацепив маски и крылья, они спасают нас всех от проблем, выращенных их же системой классового неравенства. Нам должен нравиться прокурор, и потому мы не имеем права знать, что он не меньшее чудовище, чем его главный противник. Бэтмен – это хороший капиталист, который борется с плохими, «асоциальными» капиталистами помельче, из мафии. Нам предлагают простую правую рекламу монополизма и крупных корпораций, «имеющих контракт с правительством» (дословная цитата). Бэтмен – это сгусток рекламной лжи капитализма о самом себе. Там есть единственный, кто одинаково презирает и «хороших» буржуа с их законом и вынужденной ложью, и «плохих» незаконных из мафии. Тот, кто сжигает деньги и разоблачает власть. Тот, кого можно поймать, только отследив все телефонные звонки города, т. е. введя полный контроль над передаваемой информацией. Это Джокер со своими клоунами, переодевающимися в гвардейцев и поворачивающими винтовки против того, кто их гвардейцам выдал, – государственной власти в лице мэра. Джокер является единственным революционером, анархистом, дада-художником и мастером нигилистической истерики, т. е. последовательным страстным врагом буржуазного спектакля. Джокер видит капиталистического человека насквозь, как видит его доктор Лектор или Гай Фокс. Его единственная цель – снять с Бэтмена маску, разоблачить ложь, поставить гностический знак равенства между дневным олигархом и ночным «сверхзаконным добром». Джокер хочет правды, которая обрушит капитализм. «Служивший в Бирме» слуга Бэтмена, утрированный британский лакей, по-своему схватывает это, сравнивая Джокера с вождем лесных партизан, сопротивлявшихся колонизации и разбрасывавших бриллианты, привезенные империалистами, в песок, т. е. с теми, кто находится за пределами логики капитала. «Он просто хочет видеть мир в огне», – говорит лакей, слуга, заменяющий семью резиновому WASP-ангелу, возглавляющему совет директоров. Но лакею недоступен мотив Джокера или бирманского партизана, поэтому он считает причиной такого поведения умственную болезнь. Если классовая норма формирует умственную, то все, что угрожает дисциплинарной системе, будет объявлено безумием. Все, кроме Джокера и его отряда, в этом городе питаются ложью во спасение системы и не могут без нее выжить. Бэтмен становится коллективной маской для олигарха, прокурора и придурка фаната, а Джокер до последнего рассказывает всем антибуржуазные притчи о происхождении улыбки, вырезанной на его антисистемном лице. «Обожаю эту работу!» – говорит он, похищая прокурора. Какую работу можно обожать, кроме самоосвобождения? Какую работу можно обожать, кроме той, на которую тебя никто не нанимал? При задержании выясняется, что он не имеет имени и «носит одежду без ярлыков». Есть ли у него постреволюционная программа для мира, в котором Бэтмен разоблачен и никому не нужен, деньги сожжены и ментальный контроль отключен? Об этом зритель ничего не узнает, потому что это фильм, снятый на деньги Бэтмена, а вовсе не революционное кино, которое могла бы снять группа Джокера.
В «Деньги не спят» Оливера Стоуна простые решения создают дополнительную драматургию.
Глава разорившейся брокерской фирмы за пару дней до своего самоубийства объясняет в Центральном парке своему молодому протеже, что всему конец, биржевой пузырь лопается, а перед ним на лужайке беззаботные дети резвятся, надувая как раз пузыри, перламутровые и такие недолгие. И в последней сцене, где вроде бы произошла необходимая гуманизация капитализма, коррекция системы в пользу более этичного использования денег и развития новых источников энергии, которые всех осчастливят, точно такой же мыльный пузырь многозначительно улетает в небо, как знак вопроса, чтобы мы увидели после него только мантру с доллара: «В Господа мы веруем».
Два поколения биржевых игроков обсуждают главный этический вопрос: можно ли для улучшения мира использовать деньги, незаконно укрытые от налогов? Их везет по Нью-Йорку таксист-мусульманин под громкую арабскую музыку; он невменяем, гонит на дикой скорости, постоянно рискует кого-то задавить и орет на всех в окно.
Одна биржевая акула капитализма, отсидевшая 8 лет в тюрьме, говорит такой же акуле, которой только предстоит в тюрьму отправиться: давайте заключим сделку, вы не будете говорить обо мне ложь, а я не буду говорить о вас правду!
Есть еще такой анархо-синдикалистский фильм «Замерзшая из Майами». Там героиня (Рене Зелвеггер), типичный представитель высокого офисного менеджмента, чрезвычайно далекого от непосредственного производства и рабочего класса и потому понимающего людей как ресурс для извлечения прибыли корпоративных элит, приезжает на завод с целью все там как следует «оптимизировать», т. е. уволить половину людей. Но этому неолиберальному замыслу не суждено сбыться, т. к. она быстро погружается в жизнь простых трудяг, заводских рабочих и у нее начинается лав стори с их профсоюзным лидером. Впрочем, прежде чем между ними вспыхнет страсть, они обмениваются взаимными политическими обвинениями: «Эту страну создало частное предпринимательство!» – «Нет! Америка создана руками рабочих!» – и все такое. Сначала она не готова поменять свои классовые симпатии полностью и колеблется между интересами приславшей ее сюда буржуазии и открывшегося ей пролетариата. Эти колебания выражаются в ее компромиссном плане оптимизации производства без увольнений работников. Она делает это, используя народную креативность, выраженную в секретном рецепте традиционного йогурта. Но потом капитализм проявляет свою бесчеловечную логику окончательно. Несмотря на успех креативной оптимизации без увольнений и новое творческое отношение к труду поверивших в себя работников, боссы из далекого офиса решают закрыть завод, а налаженное производство перебросить туда, где рабочая сила дешевле. Тогда бывшая менеджер окончательно предает правящий класс и становится на сторону рабочих, предлагая им синдикалистский план выкупа предприятия в свою собственность. Выбора у рабочих нет, и они соглашаются стать хозяевами завода, тем более что их ободряет проверенный профсоюзный лидер, которому они доверяют. Самая символически важная сцена фильма, показывающая обреченность буржуазного индивидуализма, – та, в которой героиня оказывается на своем автомобиле одна в снегу и рискует замерзнуть, но ей приходит в голову изготовить самодельный красный флаг, благодаря которому ее замечает и спасает лидер профсоюза. Идеальное кино для объяснения того, что такое классовое сознание. Режиссер-датчанин, конечно же, Йонас Элмер.
«Судная ночь 3» – массовое кино об окончательной приватизации и разгосударствлении насилия, которое бог знает почему названо в «Афише» «кровавым демократическим перформансом». «Афиша», видимо, последнее место, где демократия вышла из моды. Никакого демократизма (власти большинства) в «Судной ночи» как раз нет, это полная анархия тогда уж, но анархия в индивидуалистической и карикатурной версии. Анархия, как ее понимают элиты, запугивающие общество кровавым хаосом (или наша власть, или вот это вот!). Судьба главной героини третьего фильма это, конечно, намек на ограничение доступа к оружию, которое так остро обсуждается в американском обществе уже не первый год, но нам, неамериканцам, можно понимать это кино более широко, как повод подумать о том, что будет, если вдруг на 12 часов исчезнет государство? У кого и почему должна быть монополия на насилие? Как выглядит связь между кровавым уличным хаосом и кабинетами высшей власти? Через какой фильтр дозируется этика власти? То есть, собственно, антинародная, коррумпированная и реакционная власть подразумевает такие «зоны бесконтрольного насилия», как собственную изнанку (липкую тень), расположенную если не в пространстве («Высотка»), так во времени («Судная ночь»). А главная героиня это такой политический ангел, поставивший целью убрать этот зазор между циничной властью и варварским обществом, покончить с положением, когда кровавые праздники безвластия чередуются с периодами отчуждающего угнетения, вернуть демократию, соучастие народа в своей истории и т. п.
