Фото Е. Никифорова
В евпаторийской гимназии А. П. Рущинской и А. А. Миронович Аписа училась в 1919–1921 годах.
Фото Е. Никифорова
Выпускной класс школы № 4 (бывшей гимназии Рущинской и Миронович). Алиса Розенбаум — первая слева в нижнем ряду. 1921 г. Фото предоставлено Архивом Айн Рэнд
В здании на улице Чайковского в Санкт-Петербурге находился Ленинградский государственный институт экранного искусства. Фото М. Кизилова
Матрикул (зачетная книжка) студентки Алисы Розенбаум. 1924 г. Фото предоставлено Архивом Айн Рэнд
Алиса в униформе экскурсовода. 1924 г.
Раз в неделю Алиса водила экскурсантов по брусчатке Петропавловской крепости. Около 1925 г.
Лев Беккерман — первая любовь Алисы. 1920-е гг.
Студийный снимок Алисы. Фото А. А. Боровиковского. Ленинград. 1924 или 1925 г. Фото предоставлено Архивом Айн Рэнд
«Актеры носили модные одежды последнего зарубежного покроя… я помню сцену бала и огромное окно, выходящее на освещенную улицу зарубежного города. Это было важнее для меня, чем Ницше и весь университет… Они были для меня символом жизни ради собственного удовольствия и развлечения, а не для исполнения служебных обязательств или страданий. В них было всё, что было несоветским».
Так молодая девушка, увидевшая столь много скорби и тягот, всем своим существом рвалась к радости легкой жизни. Алисе также были очень интересны ночные клубы, куда ее время от времени брала с собой кузина Нина Гузарчик. Иногда она также ходила на суаре, организованные кем-либо из родственников или подруг:
«Мне очень нравились вечеринки. Мое чувство к ним было такое же, как и к зарубежным опереттам: они были несоветские, они были для собственного эгоистического удовольствия».
О том, как проходили вечеринки петроградской молодежи в то нелегкое время, в подробностях рассказывают американские воспоминания писательницы. Гостей обычно просили по возможности принести хоть что-нибудь: хлеба, еды или хотя бы пару поленьев для отопления. Кто-то играл на пианино, и можно было потанцевать. Люди старались веселиться и говорить на разные интеллектуальные темы. Вечеринки в основном были тематические, с соответствующими костюмами. Айн Рэнд вспоминала, как это было весело: можно было залезть в старый бабушкин сундук, достать из него что-нибудь очень ветхое и придумать удивительный наряд, который выдерживал один-два таких вечера. Архив Айн Рэнд в Америке сохранил одну фотографию того периода: Алиса, одетая в костюм Арлекина, с веером в руках.
Проблемой для красоток того времени было полное отсутствие модной одежды: оставшаяся от дореволюционного времени к тому моменту уже износилась, а новой не было. Шить костюм у частных портных могли позволить себе немногие. Поэтому, по словам Айн Рэнд, девушки тратили огромное количество времени на ее самостоятельное изготовление:
«Фантазии о [модной] одежде были как будто [мечты] о чем-то из заграницы — или с другой планеты».
Для взрослеющей девушки это был очень болезненный опыт:
«Я ходила в тряпье; бблыпую часть моего гардероба составляли платья моей матери, переделанные под меня. Для вечеринок у меня было только одно платье, сделанное из маминого расшитого летнего пальто; я носила его в течение нескольких лет, пока оно не стало столь лоснящимся, что единственное, что с ним можно было сделать, — это вывернуть наизнанку и носить обратной стороной».
В результате к этой проблеме Алиса отнеслась со свойственным ей радикализмом и отсутствием полутонов — решила, что либо надо быть отлично одетой, либо ходить в том, что было. Воленс-ноленс выбор был сделан в пользу второго варианта.
Потихоньку семья Розенбаум начала привыкать к Совдепии, несмотря на резкий контраст бытовых стандартов того времени и их безмятежной дореволюционной жизни.
Он
На одной из вечеринок Алиса встретила первого мужчину своей мечты. Был холодный вечер 1922 года. Группа озябших молодых людей сгрудилась возле камина. Они называли свое сообщество «Uno momento
[28]», а неформальным главой его была Нина Гузарчик. Алиса взглянула на юношу, вошедшего в комнату, — и онемела:
«Я не могла в это поверить. Он выглядел нереально — настолько он был совершенно привлекателен. Это был мой тип лица, за исключением того, что его волосы были темного цвета
[29]; он был очень высокий и худощавый, с серыми глазами и резкими чертами лица. У него было очень интеллигентное лицо, очень решительное, ясно очерченное, аристократичное, самоуверенное. Но больше всего мне понравились его высокомерие и надменная улыбка — улыбка, которая говорила: “Ну, мир, ты должен мною восхищаться”»
.
Для завершения портрета добавим, что, по словам Норы Розенбаум, у прекрасного принца был нос с горбинкой
.
Это был Лев Борисович Беккерман. Друзья звали его Лео или Лёля. Многое в нем восхищало Алису, но многое и отталкивало. С одной стороны, он прятал у себя в квартире молодых контрреволюционеров, и это не могло не вызывать восхищения. С другой — он флиртовал практически со всеми женщинами и к тому же достаточно терпимо относился к большевистской идеологии. Алисе не нравился также натурализм его литературных и эстетических взглядов.
В следующий раз они встретились несколько месяцев спустя, также на одной из вечеринок. На сей раз Лео провел большую часть вечера в беседах с Алисой, что несказанно ее удивило, и даже вызвался проводить ее домой. И хотя разговор не шел ни о чем романтическом, Алиса, придя домой, поняла, что бесповоротно и безнадежно влюблена. С этого момента ее мысли были только о нем: о его голосе, о волосах, спадающих на лоб, о его стройном теле и аристократической, надменной улыбке. Особое восхищение вызывала его смелость. Лео, лишившийся родителей, жил вместе со своей сестрой. Однажды друг попросил приютить двух членов контрреволюционного подполья. Лео, зная, что сестры нет дома и она вне опасности, без промедления согласился. Прожив у него несколько недель, подпольщики покинули его квартиру и, по-видимому, перебрались за границу.
