Айн продолжала общаться с Натаниэлем, видимо, всё же надеясь на возвращение былых отношений. Однако во время одной из продолжительных бесед Натаниэль признался ей, что Патриция значит для него больше, чем он говорил ранее, правда, по-прежнему отрицал наличие сексуальной связи с ней. Айн вновь была в ярости: «Эта девушка — ничтожество! Эта ситуация попросту непристойна!» Более всего ее оскорбило, что он предпочел ее — великую писательницу и философа — какой-то молодой красотке. Больше не веря Натаниэлю, Айн передала тому через Барбару требование подписать бумагу, в которой ему разрешалось и далее возглавлять Институт — но только при условии, что он сосредоточится на объективизме и прекратит связь с Патрицией, которая могла бы опорочить его, а тем самым и ее. Влияние Айн было столь сильно, что Натаниэль, не желавший разрушать свою карьеру, подписал бумагу — правда, не имевшую никакой юридической силы.
В августе Айн, больше не доверявшая Натаниэлю, решила изменить свое завещание. Ранее в случае смерти Фрэнка ее наследником должен был стать Натаниэль. Вызвав Барбару, она сообщила, что хочет сделать наследницей ее. С трудом выдавив из себя слова благодарности, Барбара поспешила к Натаниэлю: «Я зашла в тупик, Айн собирается сделать меня своей наследницей. Я не могу жить дальше и продолжать скрывать от нее правду. Тебе уже слишком поздно говорить ей об этом. Я должна сделать это». Натаниэль с видимым облегчением согласился. Наконец-то тяжкий груз многолетней лжи упадет с его плеч.
Утром 23 августа 1968 года Барбара по телефону рассказала врачу Аллану Блюменталю (Allan Blumenthal) из окружения писательницы обо всех тайнах последних лет и попросила пойти вместе с ней на беседу с Рэнд, поскольку боялась, что той будет непросто принять информацию об измене Натаниэля. Изумленный Аллан винил во всём саму писательницу: «Как она вообще могла начать весь этот кошмар? И с кем — с 24-летним парнем! Как она могла сделать это по отношению к Фрэнку и к тебе, Барбара? Почему она не могла понять, к чему это приведет?» Тем не менее он согласился пойти вместе с Барбарой.
Когда Фрэнк открыл им дверь, они увидели в комнате напряженную и взволнованную Айн. По-видимому, она понимала, что Барбара не просто так захотела видеть ее. Ровным голосом Барбара сказала, что вынуждена сообщить что-то, что может навеки разорвать их дружбу. Айн кивнула. «Натаниэль лгал вам. Я лгала вам. В течение практически пяти последних лет он был влюблен в Патрицию, и у них была связь. Мне было известно об этом приблизительно в течение года».
Лицо Айн окаменело. Она периодически прерывала рассказ Барбары и задавала вопросы. Та рассказала ей о развитии отношений между Натаниэлем и Патрицией, о том, что во всех «объяснениях» Натаниэля была доля истины, а также о том, что она сама была вынуждена скрывать правду. В комнате повисла гробовая тишина. Потом Айн резко потребовала, чтобы Натаниэля привели в ее квартиру. Уговоры не делать этого не принесли результата; Аллан был вынужден по телефону сообщить Натаниэлю, что Айн немедленно желает видеть его.
Пришедший Натаниэль был усажен хозяйкой в кресло, а потом… Оскорбленная писательница выплескивала на него ярость, накопившуюся за последние годы, обвиняла во всех смертных грехах, но более всего в том, что он отверг ее после всего, что она для него сделала. «Я уничтожу фасад твоего здания в том виде, в котором я его создала! — кричала она. — Я публично расскажу всем о тебе, я уничтожу тебя так же, как создала тебя! Мне всё равно, как это отразится на мне. У тебя не будет ни карьеры, которую я сделала тебе, ни имени, ни богатства, ни престижа. У тебя не будет ничего — как не было в самом начале, когда ты пришел ко мне, как было бы, если бы ты остался без меня. Ты бы не достиг ничего, если бы я не вручила тебе мою жизнь. Я сделала всё это!»
Крики и угрозы оскорбленной до глубины души женщины длились, как показалось всем присутствующим, бесконечно. Но и этого было мало. Высказав всё, что было на душе, Айн нанесла Натаниэлю три пощечины. «А теперь — убирайся!»
Натаниэль поднялся. На его щеках отпечатались следы трех хлестких ударов. Он не сказал ни слова, скользнул взглядом по лицу Барбары, отвернулся и вышел из комнаты, навсегда покинув жизнь писательницы, жестоко оскорбленной им. Ее идеальный Говард Рорк превратился в порочного Лео Коваленского, променявшего ее на бездарную развратницу.
Айн без сил упала на диван, как будто вся энергия ушла из ее уже немолодого тела. Она пробормотала: «Мне надо всё распланировать. Мне надо решить, что делать… Но я не могу ничего планировать сейчас. Мне надо поспать. Мне надо поспать…» Потом она обратилась к Барбаре: «Ты поступила ужасно. Мне кажется, что я отчасти понимаю тебя. Ты попала в ловушку, выбирая между верностью мне и ему. Ты выбрала мужчину, за которым была замужем… Я устала… Мы поговорим об этом позднее, когда я решу, что мне делать с Натаном…»
Так Айн Рэнд осталась в квартире наедине с Фрэнком, который, казалось, наполовину вжался в кресло, страшно удрученный всем произошедшим.
На следующий день события стали развиваться со страшной скоростью. Айн изложила Барбаре план мести. Натаниэль должен немедленно завершить работу в Институте и его отделениях в других городах и передать Рэнд принадлежащие ему 50 процентов акций журнала «Объективист», а также сообщить друзьям и сотрудникам, что делает это из-за своего недостойного поведения. Айн, в свою очередь, опубликует в журнале «Объективист» коротенькую — не более одного абзаца — заметку, что в связи с недопустимыми с моральной точки зрения поступками Натаниэль более не представляет Институт и не имеет права говорить об объективизме от ее имени. Тем не менее сам Институт продолжит работу. Ситуация с Барбарой, которая так или иначе была вовлечена в сеть лжи, сотканную ее бывшим мужем, была не совсем ясна. По предварительному решению она, Барбара, могла продолжать работать в Институте.
Тем временем Айн начала рассказывать близким и друзьям, что из-за безнравственного поведения Натаниэля разрывает с ним все личные и профессиональные связи. Она говорила о его лживости, об использовании им ее имени, о его циничности и развращенности. Тем не менее ни слова не было сказано как о первопричине разрыва — окончании их многолетней связи, так и о самой этой связи.
Двадцать пятого августа Барбара посетила Натаниэля вместе с Генри Хольцером, другом Айн и ее поверенным в юридических делах. Натаниэль подписал все подготовленные Хольцером бумаги. 28 августа он с лекционной кафедры сообщил, как того требовала Айн Рэнд, что вследствие своих безнравственных действий вынужден навсегда покинуть Институт. После его непродолжительной речи разразилась настоящая буря. Студенты кричали, задавали вопросы, рыдали. Рыдала и безутешная Барбара. Телефон Института разрывался от звонков, а почтовый ящик был забит письмами. Раздосадованные, обиженные, несчастные, недоумевающие студенты ехали в Нью-Йорк, чтобы понять причину его поступка. «Что случилось? — спрашивали поклонники. — Что он сделал? Он был скрытый алкоголик? Вскрылось что-то ужасное из его прошлого?» Никто не догадывался, что причиной развала объективистского движения стало окончание любовной истории между его основательницей и одним из главных его адептов.
