Он обязывал помещиков отлучаться от своих земель, что способствовало разорению имений и росту податей. Он унизил сенат, чтобы сделать свою власть абсолютной, он лишил доверия знатных особ и целиком полагался на князя Меншикова, который был лишь удачливым малым. Петр способствовал порче нравов своих подданных, поощряя шутовское празднование под названием «славление». Расширяя границы государства, он отворачивался от внутренних проблем империи, не замечая, что тем самым он только разрушал ее. Он заставлял детей из лучших семей, несмотря на их пригодность, служить солдатами и матросами, в то время как он вводил при своем дворе чрезмерную иностранную роскошь, которая только разоряла страну. Он перенес торговлю государства из Архангельска в Петербург, а резиденцию своего двора из центра своих земель на одну из окраин. Его беспорядочный образ жизни и разгул, к которому он привык с молодости, укоротили его жизнь.
Совершенно напрасно он старался сделать весь мир судьей своего поведения, публикуя несчастную историю своего сына царевича Алексея; он никого не убедил в том, что он безупречен в этом отношении. Он никогда не говорил по-дружески со своим сыном, и поскольку он не обращал никакого внимания на его воспитание, то ему следует частично вменить в вину ошибки этого несчастного царевича
[177].
Как видим, в противовес «некоторым знаменитым писателям» автор не склонен восхвалять Петра I. Признавая незаурядный ум царя, Жокур ясно видел его многочисленные недостатки. Обвинения царя в деспотизме, в притеснениях знати и фаворитизме, в повреждении нравов своих подданных, в увлечениях внешними завоеваниями в ущерб внутреннему развитию страны были характерны для европейской россики. Голоса панегиристов царя не могли заглушить критические отзывы, что и отразилось в статье «Энциклопедии».
В целом эту характеристику, данную русскому реформатору Жокуром, едва ли можно назвать положительной или даже уравновешенной. За внешним блеском новшеств и завоеваний автор отчетливо видел пороки деспотической власти и тяжесть положения подданных царя, как господ, так и крестьян. Жокур, правда, указывал, что некоторые знаменитые писатели представляли царя как одного из величайших монархов в мире. Очевидно, автор имел в виду Фонтенеля и Вольтера, но при этом он скорее полемизировал, чем соглашался с ними. Лишь два момента, которые можно рассматривать как результат деятельности Петра, заслуживали одобрения энциклопедиста. Он находил образцовой веротерпимость русского правительства, по крайней мере в Петербурге: «Сегодня в этом трехсоттысячном городе насчитывается тридцать пять церквей; среди них пять – для иностранцев, как то: католическая, реформатская, лютеранская, – это пять храмов, возведенных во имя терпимости, и столько же примеров для других народов». Автор также констатировал успехи внешней торговли России, отмечал положительный баланс в торговле с иностранцами. Как мы увидим далее, многие критические суждения Жокура будут развиты в более поздних оценках Дидро.
Статья «Россия»
[178] начинается с географического описания страны по областям и «царствам» с историческими экскурсами. Автор сообщал о неизвестно откуда пришедших древних славянах, основавших Новгород, который завоевал «царь» Иван Васильевич в 1467 (!) году; о существовании древней Руси со столицей в Киеве, где сохранились древности со времен, предшествующих монгольскому завоеванию; о завоеваниях в Поволжье, осуществленных «Иваном Васильевичем, внуком Ивана Васильевича, самым большим завоевателем среди русских».
История Древней Руси изложена в статье фрагментарно, с упором на азиатский характер обычаев и управления. Значительное внимание уделено крещению Руси при князе Владимире. Затем Жокур вновь обращался к оценке деятельности Петра I. Эта оценка как будто несколько смягчилась по сравнению с предыдущей статьей, что можно объяснить влиянием первого тома «Истории Российской империи при Петре Великом» Вольтера, который к тому времени только вышел из печати. Из него автор статьи позаимствовал не только многие факты, но и некоторые типичные суждения Вольтера и даже его ошибки. Влияние Вольтера почти текстуально просматривается в трактовке древнерусских обычаев как азиатских, в сравнении стрельцов с турецкими янычарами, в неверном указании на азиатское происхождение царского титула и т. д. Вслед за Вольтером Жокур ошибочно называл Ивана Грозного освободителем Руси от татарского ига.
Впрочем, и здесь Жокур, в отличие от знаменитого историка Петра I, далеко не склонен говорить комплименты в адрес России и ее двора. В частности, он оспаривал указанное Вольтером число жителей России – 24 миллиона, замечая при этом: «нельзя доверять всем подсчетам, выполненным по требованию монархов, ибо, чтобы угодить им, стараются умножить, преувеличить, удвоить количество их подданных». В этом замечании слышится упрек как русскому правительству, так и излишне доверчивому историку. Сам Жокур полагал число жителей России равным 12 миллионам
[179]. Он неоднократно повторял, что территория России очень слабо заселена: «почти вся империя не что иное, как пустыня»
[180]. Целые огромные провинции, по его словам, почти не обитаемы. А те, что по своим природным условиям и плодородию близки к Европе, являются недавним завоеванием Петра I.
Вопрос о количестве населения в России представлялся Жокуру (и многим другим авторам, в том числе и Дидро) отнюдь не праздным. В соответствии с политико-экономическими представлениями того времени плотность населения являлась верным показателем степени развития страны. Этот вопрос будет неоднократно подниматься в беседах Дидро с императрицей.
Верный просветительской традиции, Жокур значительное внимание уделял вопросу о влиянии церкви на развитие общества, в частности вопросу о вреде безбрачия и паразитизме духовенства, который так остро был поставлен Дидро в отношении Франции. «На огромном пространстве, которое заключает в себе Россия, насчитывается примерно 7400 монахов и 5600 монахинь, и это несмотря на меры Петра Великого по сокращению их количества, меры, украшающие законодателя в империи, где более всего недостает человеческого материала. Эти тринадцать тысяч человек, живущих в монастырях и потерянных для государства, имеют семьдесят две тысячи крепостных, обрабатывающих их владения, что, очевидно, слишком много; ничто лучше не показывает, насколько трудно искоренить старые злоупотребления»
[181]. Как видим, автор относил широкое распространение монашества и монастырского землевладения в России (монастыри и монашество пользовались особым покровительством со стороны Елизаветы Петровны) к числу наиболее трудноискоренимых пережитков варварства. К тому же русское духовенство, по словам энциклопедиста, отличается невежеством.
