Английский инженер Дж. Перри, проживший в России с 1698 по 1712 год, создал один из базовых текстов западноевропейской россики, в котором просвещенный царь противопоставлен варварскому народу, не желающему расставаться со своим невежеством. Книга Перри «Современное состояние Великой России» («État présent de la Grande Russie») уже в 1717–1718 годах выдержала пять изданий на французском языке. Весьма содержательным был и труд Ф. И. Страленберга, шведского военнопленного, проведшего в России 13 лет. В 1757 году его книга «Историческое описание Российской империи» («Discription historique de l’Empire Russien») вышла на французском языке. Она примечательна тем, что, при общем уважительном отношении автора к Петру I, содержала целый раздел, в котором приведены отзывы русских современников о царе, как положительные, так и отрицательные, вплоть до отождествления царя с Антихристом. Весьма вероятным представляется знакомство Жокура с книгой Франческо Локателли «Московитские письма» («Lettres Moscovites», Paris, 1736), которая рисовала самый непривлекательный образ России, «цивилизованной» Петром. По мнению Локателли, имевшего негативный опыт пребывания в России (там его приняли за шпиона и год продержали в заключении), под влиянием деятельности Петра I в Европе сложилось слишком хорошее мнение о России, которое он всеми способами пытался рассеять. В отличие от Локателли его соотечественник Альгаротти вовсе не страдал русофобией, но его наблюдения в «Письмах о России» об искусственном, «тепличном» развитии России под влиянием петровских реформ будут подхвачены и развиты энциклопедистами. Как заметил М. Мерво, авторы статей «Энциклопедии» колебались между «русским миражом», созданным Фонтенелем и Вольтером, и негативным видением путешественников; «кажется, они больше склонялись к последнему»
[185]. Белисса обратил внимание на тот факт, что в «Энциклопедии» почти не было ссылок на «Похвальное слово царю Петру I» Фонтенеля
[186]. Трудно сказать, насколько это характеризует отношение Дидро периода «Энциклопедии» к преобразователю России, но позже он уже достаточно последовательно, хотя и не всегда явно, выражал критическое восприятие русских реалий и собственное видение цивилизации России.
В связи с упоминанием о «путешественниках», посещавших Россию, любопытно отметить, что один из исследователей связывал недовольство Екатерины II статьями Жокура с тем, что тот «заимствовал множество фактов и мнений из сочинения аббата Шаппа д’Отроша, который был для Екатерины II предметом безграничной антипатии»
[187]. По-видимому, это мнение сложилось под влиянием слов из письма Дидро к Екатерине II от 13 сентября 1774 года, в котором Дидро, поверив в обещание русской императрицы переиздать «Энциклопедию» без купюр в России, на радостях писал: «В своем письме от 9 мая сего года генерал Бецкой, которого Вы мне позволили называть Вашим Великим Сфинксом, ясно объяснился насчет переделки „Энциклопедии“. Он уведомил меня, что этот проект принят Вашим Величеством. Я этому возрадовался. Таким образом, я мог бы исправить глупости господина аббата Шаппа и господина кавалера Жокура…»
[188] Очевидно, в личной беседе Екатерина не преминула выразить Дидро свое негативное мнение об известных авторах. Однако из этого отнюдь не следует, что мнение Шаппа о России как-то повлияло на содержание статей Жокура. Этого просто не могло быть: в то время, когда писались статьи Жокура, «Путешествие в Сибирь» Шаппа д’Отроша еще не увидело свет
[189]. Более того, слова Дидро о готовности переделать статьи Жокура в более выгодном для России свете и тем самым способствовать опровержению антирусской книги Шаппа д’Отроша, заключали в себе некий компромисс, на который готов был пойти Дидро ради нового полного издания «Энциклопедии». В своей критике Жокура, обусловленной спецификой ситуации, Дидро едва ли был искренним
[190]. Как мы увидим далее, он в своих записках о России будет развивать многие критические замечания Жокура, в том числе и в отношении Петра I. «Русские» статьи «Энциклопедии», несомненно, были одним из важных источников информации, на котором строились дальнейшие размышления философа, обогащенные новыми фактическими сведениями и теоретическими идеями. Исходными, таким образом, были представления о России как о стране, лишь вступившей на путь цивилизации. А ее необъятные просторы, населенные «варварскими» инородцами, и неизбывный деспотизм власти представлялись серьезным препятствием на этом пути.
Глава 4
«Я, конечно, поеду в Россию». Зарождение концепции цивилизации России
Кажется, первое прямое свидетельство интереса Дидро к русской теме содержится в его письмах середины октября 1760 года, касающихся только что появившегося первого тома «Истории Российской империи при Петре Великом» Вольтера. Дидро с нетерпением ждал присылки книги о царе
[191]. Получив ее 16 или 17 числа, он в письмах к Этьену Ноэлю Дамилавилю от 19 октября и к Софи Воллан от 20 октября уже давал характеристику только что прочитанного тома
[192]. В отзыве Дидро речь шла о достоинствах и недостатках «Истории», и в гораздо меньшей степени в нем выражено отношение автора к русскому царю. «Предисловие» Вольтера, в котором говорится о задачах и методах написания истории, кажется Дидро «несерьезным» (puérile), легковесным. Географическое описание России, как справедливо указывал критик, выдает недостаточную осведомленность автора в этом вопросе. Наконец, сама история царя, хотя и не лишена интереса, не оправдывает ожиданий читателя: «Что касается „Истории“ царя, хотя читается она с удовольствием, если спросят в конце: „Какое великое зрелище я видел? Какое глубокое впечатление оно во мне оставило? Каким величественным эпизодом я был поражен? Какой кусок я захотел бы перечитать?“ – не знаешь, что и ответить»
[193]. Дидро заметил и осудил лукавое нежелание Вольтера показывать личную жизнь царя – чтобы не омрачить образа героя.
