Примерно в то время, когда Дидро в силу различных обстоятельств поворачивался в сторону России, он начал размышлять о судьбах литературы и искусства в обществе в контексте концепции цивилизации. Эту концепцию философ не мог не применить к России.
В своих «Салонах», анализируя современное и древнее искусство, Дидро постепенно пришел к осознанию тех условий, которые необходимы для развития культуры и искусства в обществе. Подлинные навыки художника, знания и вкус вырабатываются далеко не везде, писал он в «Салоне» 1765 года. Для формирования настоящего художника необходимы концентрация населения, культурная среда, а также конкуренция между мастерами. Философ считал, что изоляция художника, его отдаление от очагов культуры может легко привести к деградации мастера. Со ссылкой на Винкельмана Дидро утверждал, что расцвет античного искусства был обусловлен между прочим благоприятным влиянием прекрасной природы и климата, а также общественных нравов, общественным признанием, которое получали художники, высокой оценкой их труда. Примечательно, что среди факторов, влиявших на расцвет искусства, Дидро на первое место поставил «дух свободы, который воспитывает душу и внушает ей величие»
[235].
Свое дальнейшее развитие эти идеи нашли в «Салоне» 1767 года. Не используя еще понятия «цивилизация», Дидро подходил к пониманию развития культуры в обществе как естественного, длительного, детерминированного многими факторами процесса. Развитие культуры происходит «медленными и робкими шагами, долгими и мучительными попытками» («par une marche lente et pusillanime, par un long et pénible tâtonnement»). Философ делал главный акцент на непреложный и неспешный ход естественного развития: «Надо, чтобы исполнялись непреложные законы природы; природа ничего не делает скачками, и это не менее верно для искусств, чем для вселенной».
Под влиянием идей физиократов Дидро рисовал общую картину зарождения и развития искусств в обществе. В основе всего лежит земледелие. Умножение количества и качества земледельческой продукции приводит к богатству, которое рождает истинную роскошь: поэзию, музыку, живопись и другие искусства. Есть, однако, другой сорт роскоши – показной, основанной на ограблении и тирании, роскоши, которая губит подлинное искусство и плодит посредственных мастеров. Философ демонстрировал гибкое понимание законов общественного развития. Он далек от упрощенного детерминизма и фатализма. Он признавал множество факторов, которые в совокупности определяют развитие художника и культуры в целом: климат, способ правления, законы, общественное устройство и т. д. Отмечая вторичный характер ремесел и искусств по отношению к земледелию, автор «Салонов» тем не менее хорошо понимает их роль в обществе. Именно уровнем их развития определяется для него степень цивилизации народа: «Именно наличие певцов (= литераторов) отличает народ варварский и дикий от народа цивилизованного и умеренного»
[236].
В «Салоне» 1767 года, анализируя картины Ж.-Б. Лепренса из русской жизни
[237], Дидро признавался, что он не знает условий жизни в России. Тем не менее он уже задумывался об этом, мечтал о будущей поездке в Россию. Неслучайно высказанные здесь соображения об истинной и мнимой роскоши он позже перенесет в записки для Екатерины II. Как тонко подметил Ж. Дюлак, в замечании Дидро относительно богатых одежд русских крестьян на картинах Лепренса исподволь провидится идея о том, что для будущего России главное – не совершенствование искусства, а благосостояние народа
[238].
Думается, что эти размышления во многом предопределили молчание либо скепсис философа в отношении Петра I как реформатора России и уровня ее цивилизации в целом. Скачок, прорыв страны в цивилизованный мир без постепенного развития агрикультуры, без кропотливого воспитания общественных потребностей и нравов едва ли казался ему возможным. Об этом же говорили и те немногие факты русской жизни, которые Дидро знал наверняка: суровый климат, отсутствие концентрации населения, отсутствие свободы, наконец.
В 1768 году Дидро прочитал книгу ученого-астронома аббата Шаппа д’Отроша «Путешествие в Сибирь» («Voyage en Sibérie fait par ordre du roi en 1761»), которая наделала тогда много шума. Путешественник, пробывший в России почти полтора года, нарисовал мрачную картину русской истории и современности. Все прошлое России представлялось автору чередой укреплявших рабство тиранов, кровавых мятежей и войн. Близкий к просветительским кругам автор отмечал отсутствие «третьего сословия» в России. Деспотизм и рабство были для него главными отличительными чертами русской жизни.
В «Антидоте» (1770) Екатерина II попыталась опровергнуть основные положения книги Шаппа, но сделала это не очень убедительно. В «Литературной корреспонденции» от 1 марта 1769 года появилась отрицательная рецензия Ф. М. Гримма на «Путешествие в Сибирь», которую некоторые исследователи без особых оснований приписывали Дидро
[239]. Последний не питал большого уважения к своему коллеге-астроному, называя его еще до поездки в Россию «дураком, называемым аббатом Шаппом»
[240]. В письме к Гримму от 4 ноября 1771 года философ писал об «ошибках» и «лжи» Шаппа
[241]. Вполне возможно, что именно его Дидро имел в виду, когда после поездки в Россию писал, что не хочет уподобляться путешественнику, «который с каждым поворотом делает заметки в своей записной книжке, не смущаясь, что пишет ложь»
[242]. Однако еще больше возмутил его «Антидот», о котором он писал, не подозревая о его принадлежности перу русской императрицы:
Вот книга наихудшая по своему тону, самая мелочная по своей сущности, абсурдная по своим претензиям. Все опровергается таким образом, будто русские – самый мудрый, самый цивилизованный, самый многочисленный и богатый народ на земле. Тот, кто опровергает Шаппа, достоин большего презрения за свою лесть, чем Шапп за свои ошибки и ложь
[243].
В этом отзыве заслуживает внимания вновь продемонстрированный Дидро скепсис в отношении уровня цивилизации России. Как уже отмечалось, Дидро обещал императрице исправить «ошибки» Шаппа в случае переиздания «Энциклопедии» в России. Однако исследователи уже не раз указывали, что критике Дидро в отношении книги Шаппа не следует придавать особого значения, поскольку чтение «Путешествия в Сибирь», а также «Антидота» могло стать толчком к дальнейшим размышлениям философа о российской цивилизации, которые в некоторых случаях оказались созвучны идеям Шаппа
[244].
