Дидро был одним из первых мыслителей, кто обратился к новому понятию. В отрывке «О России» слово «цивилизация» еще не присутствует (имеется лишь прилагательное – «цивилизованные страны»). Философ использовал выражение «police indigène», которое в данном контексте можно перевести лишь как «местная цивилизация», «цивилизация на собственной почве». В редакции, помещенной в «Литературной корреспонденции», слово присутствует в глагольной форме «civiliser»: «Вы хотите цивилизовать ваши народы, внушить им вкус к литературе, любовь к искусствам». Как показал Дж. Годжи, Дидро в отрывке «О России», отталкиваясь от работ Бэкона, Юма, Бодо, пошел дальше в развитии смысла слова «цивилизация»: «…теперь цивилизация понимается не как проект, разбитый на отдельные жестко разграниченные этапы, но как медленная социальная эволюция, ход которой трудно предусмотреть во всех деталях и спланировать заранее»
[291].
Итак, цивилизация, по Дидро, – это долгий процесс социального развития, основанный на медленном развитии экономики на собственной почве, который в будущем может привести к расцвету наук и искусств. Однако возможно ускорение этого процесса при помощи иностранных колоний, которые должны служить примером свободного труда. В любом случае путь цивилизации – это не только путь к экономическому и культурному процветанию, это путь к свободе общества. Цивилизованное общество в понимании Дидро несовместимо с рабством (крепостничеством).
Глава 7
Дидро в России. Беседы с Екатериной II
Таким образом, еще до приезда в Россию Дидро располагал достоверной и обширной информацией о положении страны, о ее социально-политическом развитии в XVIII веке. В. А. Бильбасов, конечно, ошибался, когда писал о полном незнании им России
[292]. Как свидетельствуют «Политические фрагменты» 1772 года, философ уже выработал в общем виде план цивилизации России, который он готов был представить Екатерине II. Пребывание Дидро в Петербурге вызывало разноречивые отклики современников и разнообразные оценки историков
[293]. В этой разноголосице мнений стоит прислушаться к голосу самого философа.
В Петербурге Дидро провел пять месяцев: с 8 октября
[294] 1773 по 5 марта 1774 года
[295]. После почти семинедельного путешествия он приехал в русскую столицу «скорее мертв, чем жив». Свой приезд в Петербург Дидро подробно описал 9 октября в письме жене и дочери
[296]. Он старался выглядеть бодрым в глазах своих близких, но последствия «ужасных дорог» и разочарование от встречи с другом давали себя знать: мучимый желудочными коликами, он мечтал о том, как отдохнет в доме своего друга Фальконе
[297]. Однако последний принял его холодно, заявив, что комната, которая ему предназначалась, занята внезапно приехавшим сыном
[298]. Дидро был вынужден обратиться с запиской к Алексею Васильевичу Нарышкину, с которым они ехали из Гааги в одной карете, с просьбой приютить его. Нарышкин и его брат прокурор Берг-коллегии Семен Васильевич любезно поселили Дидро у себя и окружили его «братской» заботой.
Дом этот, формально принадлежавший отцу Нарышкиных, находился на месте современного Театра имени Ленсовета на Владимирском проспекте
[299]. Ранее ошибочно считалось, что Дидро остановился у обер-егермейстера Семена Кирилловича Нарышкина на Исаакиевской площади (там до сих пор висит мемориальная доска). В доме Нарышкиных в ходе долгих бесед, которые начались еще во время совместного путешествия, обсуждались многие вопросы русской жизни
[300]. Причастные к литературному труду братья Нарышкины подбирали книги для Дидро, дарили ему экземпляры из своей библиотеки, участвовали в чтении и переводе произведений русских авторов. Из Петербурга философ вывез небольшую библиотечку русских книг; составленный им список включал 50 названий
[301]. Вся подборка была разделена самим владельцем по темам: грамматика, художественная литература, политика, военное и гражданское управление, религия, география. Самый большой раздел библиотеки включал сочинения наиболее известных русских писателей: М. В. Ломоносова, А. П. Сумарокова, В. И. Майкова, М. М. Хераскова, В. К. Тредиаковского, Екатерины II. Состав этого хорошо подобранного собрания книг, выполненные Дидро и его помощниками переводы названий, попытки подстрочных переводов текстов говорят о том, что французский философ начал изучать русский язык и пытался составить собственное мнение о произведениях русской словесности
[302].
