К числу коренных недостатков русского законодательства Дидро относил отсутствие строгого порядка наследования престола. Петровский закон о престолонаследии, позволявший правящему государю распоряжаться властью по своему усмотрению и передавать престол тому из родственников, кому он хочет, Дидро считал очень опасным: «Какой источник раздоров в семье! Какой источник потрясений в империи!»
[355] Философ, конечно, хорошо знал эти реальные раздоры и потрясения русской истории XVIII века (они были общим местом французской россики), он был прекрасно осведомлен о перевороте 28 июня 1762 года, приведшем Екатерину II к власти. Дидро довольно точно определил причины и движущие силы переворотов: несовершенство законодательства, недовольство знати, наличие гвардейских полков в столице (философ добавил еще «от себя» влияние духовенства).
Поинтересовавшись некоторыми большими зданиями, длинными с маленькими окнами, я узнал, что это казармы. Казармы? – спросил я сам себя. И кто приказал устроить их здесь? Разместить войска по казармам в государстве, столь подверженном переворотам? Там, где порядок престолонаследования стал неопределенным из-за поспешного закона основателя империи, справедливо почитаемого всем народом?
[356]
Он заметил, что в России XVIII века не существовало политической преемственности между монархами: каждое новое правление отрицало предыдущее
[357]. Подробно развивать тему дворцовых переворотов и законности наследования престола перед Екатериной II было рискованно. Тем не менее Дидро не раз советовал Екатерине сделать все, чтобы наследование престола проходило спокойно. Он рекомендовал обратить внимание на воспитание наследника престола Павла Петровича. (Вопреки пожеланию Дидро результаты воспитания были такими, что Екатерина подумывала о том, чтобы по примеру Петра I отстранить своего сына от власти.)
В своих вопросах императрице Дидро прямо обозначил проблему крепостного состояния русских крестьян: «Каковы условия, существующие между господином и рабом в отношении обработки земли?»
[358] В ответе на этот «неудобный» вопрос Екатерина отметила два момента. В первую очередь она пошла по пути, «изобретенному» Вольтером. Она указала на закон Петра I, запрещавший подданным именоваться рабами (точнее – «холопами». – С. М.): «Существует закон Петра Великого, который запрещает называть рабами крестьян, зависимых от дворян». Наверное, это должно было служить подтверждением постепенной «цивилизации» отношений между помещиками и крестьянами. Однако этот формальный аргумент был настолько слаб, что его в свое время отвергли даже русские критики вольтеровской «Истории», отмечавшие, что слова «холоп» и «раб» не отличаются по смыслу
[359]. Во-вторых, Екатерина все-таки была вынуждена признать, что не существует никаких законов, регулирующих отношения господина с крепостными. Притом она поспешила оговориться, что хороший хозяин, повинуясь здравому смыслу, должен хорошо обходиться со своими крестьянами, которые ему приносят доход. В ее словах, несомненно, был свой резон, ибо крепостничество во второй половине XVIII века оставалось действующей и достаточно эффективной экономической системой, обеспечивающей экономический рост Российского государства. Русское общество в целом было еще далеко от осознания коренных недостатков подневольного труда, хотя о моральных издержках крепостного права писали многие
[360].
Следующий вопрос Дидро сформулировал так, чтобы подвести русскую императрицу к мысли об экономической неэффективности крепостничества: «Не влияет ли рабство земледельцев на качество обработки земли? Не приводит ли лишение крестьян права собственности к дурным последствиям?» Екатерине пришлось отговариваться общими фразами. Она, например, написала: «Наши провинции с свободным населением производят не больше хлеба, чем провинции с крепостным трудом. Каждому государству присущи свои недостатки…»
[361] Действительно, большая часть зерна производилась в губерниях, где существовало крепостное право. Ведь крепостничество отсутствовало в районах наименее благоприятных для земледелия. Однако показательно и то, что сама Екатерина II относила крепостное право к разряду «недостатков, пороков и тягот».
В вопросах, адресованных Екатерине II, Дидро так охарактеризовал классы русского общества, преобразованного Петром: «духовенство, дворянство, однодворцы, или свободные люди, и крестьяне». Дидро использовал русский термин – «odnodworzi», что, возможно, было результатом его бесед с русскими людьми. Тем не менее философ отказывается признать существование в России настоящего «третьего сословия», на что, возможно, намекала Екатерина в своем ответе, называя среди классов русского общества жителей городов, «которые одни обладают правом вести торговлю»
[362].
Существование в России крепостного права и отсутствие «третьего сословия» Дидро считал взаимосвязанными явлениями, препятствующими цивилизации страны. Дидро настоятельно советовал Екатерине способствовать созданию «третьего сословия», о чем задумывалась и сама императрица. Это можно сделать, по мнению философа, либо освобождением крестьян, либо поселением свободных иностранных колонистов, которые своим примером докажут превосходство вольного труда
[363]. Этому должно способствовать и распространение просвещения в стране. Важным фактором прогресса Дидро считал увеличение численности населения: «Ничто не способствует так цивилизации, как многочисленное население»
[364]. Огромные слабозаселенные пространства России, неразвитость городов и дорожной сети, напротив, препятствуют этому процессу.
Философ полагал, что дворянство и аристократия также должны занимать свое место в обществе, не превращаясь при этом в паразитические классы. Дидро видел в стабильности аристократии, в благосостоянии дворянства в целом возможность предотвратить социальные потрясения и, в частности, дворцовые перевороты
[365].
