Иностранцы, приезжавшие в Россию, также не всегда могли реализовать свои возможности. Зная, как Екатерина заботится о создании благоприятного образа своей страны в Европе, Дидро в качестве дополнительного аргумента указывал на то, что мастера, возвратившиеся в Европу, как правило, дурно отзываются о России. В качестве альтернативы малоэффективному и искусственному способу развития художественной жизни в России Дидро вновь развивал свою теорию цивилизации, реализация которой приведет к естественному появлению талантов: «Заботу о создании своих отечественных художников лучше предоставить времени, то есть прогрессу населения и цивилизации, улучшению нравов, росту богатства честных людей, развитию общего вкуса, просвещения, научившись почитать и награждать таланты, выросшие в вашей стране»
[386].
Предлагая Екатерине II свои «Записки» и «план цивилизации» и зная о том, как внимательно отнеслась императрица к идеям Монтескье при составлении «Наказа», Дидро хотел бы стать, так сказать, вторым Монтескье, чтобы императрица консультировалась с его трудом в своей практической деятельности
[387]. В полной мере этого не случилось. Тем не менее проекты и предложения, изложенные Дидро для русской императрицы, не были «гласом вопиющего в пустыни», и диалог между философом и императрицей был вполне реальным, о чем не раз писал Ж. Дюлак
[388]. Исследователь отметил те общие места, которые сближали философа и императрицу, делая их диалог состоявшимся. Во-первых, для них обоих важным был вопрос о цивилизации России, открывавший возможность определения пути и средств для устранения культурной отсталости страны; во-вторых, критическое отношение к прежней политике, признание ее слабых мест или даже неудачи требовало новых решений; в-третьих, обоих собеседников волновал вопрос о крепостном праве
[389]. Екатерина II находила в его высказываниях не прямое руководство к действию, а некий источник вдохновения в своих практических действиях. О подобном отношении к трудам мыслителей она сама писала Ф. М. Гримму, имея в виду сочинение английского юриста Уильяма Блэкстона «Комментарии к английским законам»: «это неиссякаемый источник дел и идей, я не делаю ничего из того, о чем говорится в его книге, это лишь нить, которую я перематываю на свой фасон»
[390].
Впрочем, комментатор русского издания «Записок» П. И. Люблинский отмечал, что многие предложения Дидро нашли продолжение в законодательной деятельности Екатерины
[391]. Конечно, речь идет о частных вопросах государственного управления. В целом концепции цивилизации Екатерина не приняла. Ничто не говорит о том, что она восприняла его идеи как единую концепцию. Этому было много причин: императрица не собиралась отказываться от абсолютной власти, многие предложения шли вразрез с ее политической практикой, и, принимая их, нужно было, действительно, все ставить с ног на голову; наконец, планы Дидро далеко не всегда отвечали реалиям России второй половины XVIII века. Несомненно, общение с Дидро заставляло Екатерину еще раз задуматься о путях реформирования русского общества и даже критиковать некоторые результаты деятельности Петра Великого. Впрочем, Екатерина с начала своей государственной деятельности, позиционируя себя в качестве продолжательницы дел Петра I, в некоторых аспектах своей политики и риторики дистанцировалась от него
[392]. Некоторые ее высказывания свидетельствуют о том, что критика петровской политики со стороны Дидро не прошла даром. Например, она также находила неудобным иметь столицу на берегу Финского залива и полагала, что теплые берега Черного моря были бы более подходящим местом
[393]. Еще дальше она пошла по пути Дидро в критике образовательной политики Петра.
В книге И. И. Бецкого, содержащей уставы воспитательных и образовательных учреждений екатерининского времени, «точно слово от слова» приводится устное наставление, данное императрице автору, ее «высокие мысли». Между прочим, она говорила своему главному помощнику в делах образования:
С давнего уже времени имеет Россия Академию и разные училища, и много употреблено иждивения на посылку российского юношества для обучения наукам и художествам; но мало, буде не совсем ничего, существительных от того плодов собрано. Разбирая прямые тому причины, не можем мы жаловаться на Провидение и малую в российском народе к наукам и художествам способность; но можно неоспоримо доказать, что к достижению того непрямые токмо пути избраны были, а чего совсем недоставало, о том совсем и помышляемо не было. Из посланных еще при государе Петре Великом, дворяне с хорошими возвратились успехами в том, чему они обучаться назначены были; но по возвращении, имея путь и право к большим чинам и заслугам, не могли они в том упражняться. Другие из подлости к наукам взятые, также весьма скоро успевали в оных, но скорее еще в прежнее невежество и самое небытие возвращались; от чего и людей такого состояния, которое в других местах третьим чином или средним называется, Россия до сего времени произвести не могла
[394].
