Как видим, речь идет не только о неудачном опыте организации просвещения в России, но и об отсутствии «третьего сословия» в России. В отредактированном Дидро переводе книги И. И. Бецкого эти слова стали почти дословной цитатой из отрывка «О том, что надо начинать с начала», помещенного энциклопедистом в «Литературной корреспонденции» Гримма от 15 ноября 1772 года и известного императрице. Правда, взята лишь констатирующая часть с критикой образовательной политики Петра I, а радикальные предложения по формированию «третьего сословия» оставлены в стороне:
Ваше императорское Величество мне говорила: «Прежде чем сооружать крышу на здании, надо заложить фундамент. До сих пор Россия делала обратное: у нее давно есть Академия и Школы разных видов. Монархи, мои предшественники, за большие деньги посылали путешествовать молодых людей, чтобы приобщить их к наукам и искусствам, которые процветают у разных народов Европы. Такова была позиция бессмертной памяти Петра Великого: знатные молодые люди, которые путешествовали в его царствование, достаточно быстро достигали успехов в науках, к которым они были предназначены. Но по возвращении на родину, имея право претендовать на важные места, они забрасывали свои знания по большей части.
Другие подданные, вышедшие из народа и предназначенные для получения прикладных знаний, сначала с успехом находили себе применение. Но какую реальную пользу они приносили России. – Никакую… несмотря на лучшие намерения и большие траты. Россия до сих пор не сформировала в своих недрах тот класс людей, который называют третьим сословием. Для этого не были приняты первые необходимые меры, и не начат путь, которым необходимо следовать, чтобы достичь желанной цели…
Что нужно сделать, чтобы достичь цели, которую мы преследуем?»
На этот вопрос дается ответ, который упрощает намеченный философом план «цивилизации»: «Все дурное и хорошее в обществе происходит от плохого или хорошего образования»
[395]. Причем само это образование зависит от воли монарха.
Кажется, сам Дидро также проявлял некоторую непоследовательность в вопросе о роли просвещения для цивилизации. Высказав в свое время (1772) мысль о том, что образование должно органично вырастать из развития первичных потребностей людей и на естественной экономической основе, он все-таки не отрицал пользы образования для полуварварской России, даже если это образование насаждается сверху. «Сделать народ образованным – значит цивилизовать его», – писал Дидро позже в «Плане университета»
[396]. В «Записках» он также советовал Екатерине «непрестанно и мощно развивать народное образование, пока невежество, предрассудки, озлобление и рознь не исчезнут»
[397]. Было ли это уступкой камералистским представлениям Екатерины II или проявлением гибкости в понимании процесса цивилизации? Скорее всего, имело место широкое понимание «цивилизации». В любом случае Дидро был чужд догматизма. Он видел в просвещении путь к цивилизации, почему и счел возможным сопроводить амстердамское издание «Учреждений и уставов» заключением от издателя:
Таковы планы и уставы различных учреждений, устроенных Ее Императорским Величеством. Когда время и внимание этой великой Монархини доведут их до степени совершенства, которого они все достойны и которого многие уже достигли, тогда будут посещать Россию, чтобы познакомиться с ними, как когда-то посещали Египет, Лакедемон и Крит, но с любопытством, которое будет более обоснованным и лучше вознаграждаемым
[398].
Познакомившись с российскими реалиями, Дидро тем не менее не утратил веры в возможность цивилизовать Россию, в том числе и с помощью правительственных мер в области просвещения.
Как видим, Дидро был очень далек от апологии модернизации России, начатой Петром I и продолженной его преемниками. Философ построил свою концепцию цивилизации по контрасту с реальным историческим опытом России XVIII века. Вместе с тем взгляды Дидро на Россию не были пессимистическими. До некоторой степени они были умозрительными. Екатерина II упрекала своего собеседника в абстрактности подходов, в недостаточном знании реалий и специфики русской жизни:
Я долго с ним беседовала… но более из любопытства, чем с пользою. Если бы я ему поверила, то пришлось бы преобразовать всю мою империю, уничтожить законодательство, правительство, политику, финансы и заменить их несбыточными мечтами… Я ему откровенно сказала: «Вы забываете, господин Дидро, во всех ваших реформаторских планах разницу наших положений: вы работаете на бумаге, которая терпит все… тогда как я, бедная императрица, работаю на человеческой коже, которая гораздо чувствительней и щекотливей»
[399].
Этот упрек императрица адресовала философу задним числом в разговоре с французским послом графом Л. Ф. Сегюром в 1787 году. Жорж Дюлак полагает, что эти слова не отражают реального хода бесед и вызваны раздражением, которое позже испытала Екатерина II при чтении «Замечаний на Наказ»
[400].
В целом Дидро в беседах с Екатериной II вполне адекватно наметил задачи социально-политического развития России, но обозначил их, так сказать, на вырост, а из реальных мер, предпринимаемых русским правительством, оценил лишь заботы об образовании. В своем восхищении Екатериной II он был искренним, но вовсе не слепым. То, что он увидел в России, его не очаровало.
На прощание Дидро попросил у императрицы оплатить его дорожные расходы и получил три тысячи рублей. Он также попросил на память «какую-нибудь безделку, ценную тем, что она ею пользовалась»
[401]. Екатерина подарила ему кольцо с сердоликом, на котором был выгравирован ее портрет. Дидро также передал ей прощальный подарок – эмалевую плакетку и маленькие картины. Значительную сумму Дидро израсходовал на подарки Екатерине и Нарышкиным. Как заметил по этому поводу А. Уилсон, «парижский буржуа… не был скупым»
[402]. Впрочем, Дидро прекрасно понимал, что он приобрел нечто более ценное, чем деньги: «У меня остается чувство удовлетворения от того, что я выполнил долг, а также остается высокое покровительство во всех случаях жизни. Смею даже сказать, что у меня есть царственный друг»
[403].
