До сих пор российский двор прилагал бесполезные усилия для просвещения народа, приглашая знаменитых людей из всех стран. Эти экзотические растения погибнут в стране, как погибают заморские растения в наших оранжереях. Бесполезно открывать школы и академии в Петербурге, бесполезно посылать их учеников к лучшим учителям Рима и Парижа. Эти молодые люди, возвратившись из вояжа, будут вынуждены оставить без употребления свои таланты, приспосабливаясь к местным условиям ради пропитания. Во всем надо начинать с начала, это значит, приводить в действие ремесла и низшие классы. Умейте обрабатывать землю, выделывать кожи, производить ткани и вы увидите быстрый рост богатых семей. Из их лона выйдут дети, которые, испытывая отвращение к тяжелым занятиям их отцов, обратятся к размышлениям, спорам, сложению стихов, к подражанию природе, и таким образом вы будете иметь поэтов, философов, ораторов, скульпторов и живописцев. Их произведения станут необходимыми для богатых людей, они начнут покупать их. Когда мы в нужде, мы работаем; выходя из нужды, перестаем работать. Так рождается лень, а с нею скука. Повсюду изящные искусства являются детьми гения, лени и скуки.
Изучая развитие общества, вы увидите земледельцев, ограбленных разбойниками; эти земледельцы противопоставляют им часть людей из своей среды: вот вам солдаты. В то время как одни собирают урожай, а другие стоят в карауле, еще одна кучка граждан говорит работникам и солдатам: у вас тяжелая, изнуряющая работа. Если вы, солдаты, хотите нас защищать, а вы, работники, нас кормить, мы частично избавим вас от усталости нашими танцами и песнями. Вот вам трубадур и поэт. Со временем этот поэт объединялся то с начальником против народа и воспевал тиранию, то с народом против тирана и воспевал свободу. И в том и в другом случае он становился важным гражданином.
Следуйте постоянному ходу природы, бесполезно стараться избежать его. В последнем случае вы увидите ваши усилия и затраты бесплодными; вы увидите все погубленным вокруг вас; вы вновь окажетесь почти в том же состоянии варварства, из которого вы хотели вырваться; и вы останетесь там до тех пор, пока обстоятельства не позволят вырасти на собственной почве местной цивилизации, развитие которой можно ускорить с помощью иностранного просвещения. Но не надейтесь на него, возделывайте вашу почву.
В этом вы найдете то преимущество, что науки и искусства, родившиеся на вашей почве, будут постепенно совершенствоваться, и вы будете обладателями оригиналов, вместо того чтобы заимствовать иностранные модели. В последнем случае вы не сможете их усовершенствовать и будете обладателями лишь слабых копий.
Картина России, которую мы позволили себе набросать, может показаться излишней вставкой, но, быть может, это был благоприятный момент, чтобы оценить державу, которая вот уже несколько лет играет столь гордую и яркую роль.
Рейналь Г.-Т.
Философская и политическая история заведений и торговли европейцев в обеих Индиях. Женева, 1780. Том X
[630]
…Между тем вы услышите, что самое счастливое правительство – это справедливый, твердый, просвещенный деспот. Какое сумасбродство! Не может ли так случиться, что воля этого абсолютного владыки войдет в противоречие с волей его подданных. Итак, несмотря на всю его справедливость и просвещение, не будет ли несправедливым лишать их прав, даже ради их выгоды? Позволено ли одному человеку, кем бы он ни был, третировать своих подданных, как стадо животных? Их заставляют покинуть плохое пастбище, чтобы перейти на более тучное: но не будет ли это тиранством, творить подобное насилие с обществом людей? Если они говорят: нам здесь хорошо. Если они даже согласны, что им будет плохо, но их хотят переделать. Надо стараться их просветить, надо их вывести из заблуждения, привести их к здоровым взглядам, путем убеждения, но никогда не насильно. Лучший из монархов, который творил бы добро против общей воли, был бы преступником лишь потому, что он пренебрегал их правами. Он был бы преступником и в настоящем, и в будущем: если он просвещенный и справедливый, его наследник, не будучи наследником его разума и добродетели, наверняка унаследует его власть, жертвой которой будет народ. Первый справедливый, твердый, просвещенный деспот – это большое зло, второй справедливый, твердый, просвещенный деспот был бы самым большим злом, третий, кто унаследует их великие качества, был бы самым ужасным бичом, которым можно покарать народ. Из состояния рабства выходят там, где его низвергают силой; невозможно выйти из этого состояния там, где руководствуются временем и справедливостью. Если сон народа является предвестником потери его свободы, есть ли сон более глубокий и опасный, чем тот, который продолжался три царствования, во время которых вас укачивали руками доброты.
Народы, не позволяйте вашим так называемым хозяевам творить даже добро против вашей общей воли. Подумайте о том, что положение того, кто вами правит, ничем не отличается от положения некоего касика, у которого спрашивали, имеет ли он рабов, и который отвечал: «Рабы! Я знаю лишь одного в моей стране, и этот раб – это я!»
Тем более важно предупредить установление беззаконной власти и бедствий, которые являются ее неизбежным следствием, что выход из столь больших бед невозможен для самого деспота. Занимал он трон полвека? Его администрация была вполне спокойной; он был в высшей степени просвещенным; когда бы его усердие к счастью народов не ослаблялось ни на минуту, все равно ничего не было бы сделано. Освобождение, или то же самое другими словами, цивилизация империи – это дело долгое и трудное. Прежде чем народ утвердится по привычке в прочной привязанности к новому порядку вещей, монарх может по глупости, по беспечности, по предрассудку, из-за ревности, из-за расположения к старым привычкам, из-за духа тирании, наконец, уничтожить или забросить все добро, содеянное за два или три царствования. Также все памятники свидетельствуют, что цивилизация государств была более делом обстоятельств, чем мудрости монархов. Все народы колебались от варварства к цивилизованному состоянию и наоборот, до тех пор пока непредвиденные причины не приведут их к равновесию, которое они никогда не хранят в полной мере.
Совпадают ли эти непредвиденные причины с теми усилиями, которые предпринимаются сегодня, чтобы цивилизовать Россию? Что нам позволяет сомневаться в этом?
Прежде всего, климат этой страны – благоприятен ли он цивилизации и населению, которое выступает то в качестве причины, то результата? Суровые холода – не требуют ли они сохранения обширных лесов, а следовательно, и больших незаселенных пространств? Чрезмерная продолжительность зим, прерывающая работы на семь или восемь месяцев в году, – народ в этот период оцепенения, не предается ли он игре, вину, разгулу, неумеренному потреблению крепкого алкоголя? Можно ли вводить добрые нравы несмотря на климат? Возможно ли, чтобы варварские народы цивилизовались, не имея соответствующих нравов?
Огромная протяженность империи, которая охватывает все климатические зоны от самой холодной до самой жаркой, не ставит ли она мощного препятствия на пути законодателя? Может ли подходить тот же самый кодекс столь различным областям? А необходимость нескольких кодексов не означает ли только невозможность единственного? Имеется ли средство подчинить одному и тому же правилу народы, которые не понимают друг друга, которые говорят на восемнадцати различных языках и которые сохраняют с незапамятных времен обычаи и предрассудки, к которым они привязаны более, чем к самой жизни?