Однако просить эту помощь у Коллегии, занимающейся колониями, это значит просить прибавки работы людям, которым и так трудно. Можно ли обольщаться, что незаинтересованные лица вложат в ведение дел весь необходимый для удачи пыл. И не следует ли опасаться, что люди, приученные воспринимать себя как судей колоний, будут плохими хозяйственными агентами? Основание еще одной Коллегии покровительства коммерции колонистов не было бы устранением неудобств; это было бы их умножением: это значило бы бросать правительство в новые траты и совершенно бесполезно увеличивать долги несчастных колонистов.
Затруднение, в котором находятся колонии с получением действенной помощи, помощи неотложной, в которой они так нуждаются, таким образом, объясняет стесненность их положения. Без определенного рынка сбыта того, что они выращивают, и того, что они производят, без средств, чтобы создать себе этот сбыт, они колеблются между надеждой и отчаянием. Мы видим, что колонисты не продают ни сукно, ни табак, ни масло, ни сыр – ничего из того, что могли бы продавать, потому что никто не заинтересован в том, чтобы доставить им эту выгоду. И мы не можем удержаться от опасений, что эти несчастные попадут в еще худшее положение, чем их нынешнее положение всеобщего отчаяния, если не поторопиться это предотвратить. Но как это предотвратить?
То, что можно было сказать в пользу колониста, оборачивается против администрации колонистов, и это очевидно доказывает, что именно в ином управлении следует искать средства, чтобы сделать колонии процветающими. Не вдаваясь в печальные и бесполезные детали первых ошибок этой администрации, допуская в ее отношении все усердие, всю просвещенность, всю порядочность, которую мы вправе требовать от людей на месте и которую мы не собираемся оспаривать, нельзя скрыть, что у этой администрации отсутствовало то, что называют хозяйским глазом, что у нее не было инстинкта собственника.
До тех пор, пока они медленно раздавали продовольствие, за которое они были ответственными и которое они боялись распределить неудачно, они, без сомнения, были довольны своей мудростью. Они надеялись быть только экономами и таким образом сеяли слабость в колониях. Изливая без меры благодеяния своей августейшей Государыни, они полагали, что понимают планы ее благотворительных намерений, и они таким образом подготавливали ужасные зерна лени. Между тем во всех этих ошибках мы видим только ошибки политические, которые мы вскрываем только потому, что этого требует польза дела. Вообще говоря, это ошибка людей, исполненных ложного гуманизма: верить в то, что те, кто раздавал золото, не принимали участие в разбазаривании.
Эти политические промахи можно без сомнения почувствовать, если оставить частных директоров [колоний] действовать на свободе в их районах, так как по меньшей мере они не были бы самыми глупыми из всех «злодеев», руководствуясь своим интересом, который переплетается с интересом колонистов, они умели бы без сомнения давать вовремя, отказывать и даже рисковать, когда это было бы нужно. Однако из-за слабой связи с людьми власть, как это известно, едва терпит даже тень другой власти. Таким образом, Канцелярия колоний [опекунства иностранных] противодействует директорам и дает им почувствовать их зависимость.
Из этих помех вышло, что учреждения, которые должны бы быть наиболее процветающими, были наименее процветающими, что государственная администрация потеряла пример, который она должна была брать с администрации частной, что она потеряла даже право упрекать директоров в их ошибках, потому что человек, которому не дают исполнить его планы полностью и свободно, не может быть всегда ответственным за ошибки, которые он совершил.
Эти неприятности не стоило бы выставлять, если бы они были пагубными только для частных колоний, которые были их прямым объектом. Однако они были причиной развала многих других, потому что они влияли на судьбу пятидесяти тысяч душ, и они немало способствовали разбазариванию шести миллионов рублей, что и позволяет поднимать этот вопрос.
Можно было бы предположить пристрастие оценок, которые даны, вероятно, на основании сведений, доставленных людьми, принимавшими участие в этих несчастьях. Можно было бы подумать, что администрацию Коллегии [Канцелярии опекунства иностранных] порицают только за злоупотребления или что мы расхваливаем административные интересы директоров-частников с целью поддержать частные права против очевидных интересов государства.
Чтобы рассеять эти подозрения, надо сказать, не отдавая предпочтения ни одному из этих двух руководств, одно из которых частное, а другое – публичное: первого еще недостаточно. Ибо опыт учит, что иностранцы, как бы им ни покровительствовали, никогда и нигде не являются достаточно могущественными, чтобы противостоять всему, что может случиться и чего нельзя предусмотреть.
Какому же руководству надо подчинить колонии? Никакому или их собственному. Отменить коллегии, конторы и их продолжения, и государство выиграет сначала все то, что оно тратит на их содержание, а колонисты получат покой и свободу. Богатые люди, узнав об этом счастливом перевороте, придут на помощь колониям: не из милости, но из интереса более насущного, чем милостыня.
Но колонии должны более шести миллионов рублей Короне? Правда, им сократили этот огромный долг. И хочется искренне верить, что Коллегия колоний или ее Контора в Саратове доставят колонистам возможности расплатиться с Императрицей. Но не росчерком пера помогают отчаявшимся земледельцам и фабрикантам, у которых нет сбыта или не хватает сырья.
Я верю, что Коллегия могла бы с легкостью взять в качестве платы продукты, которые колонист хочет сбыть, и предоставить ему это как надежный выход. Однако если вникнуть в эту прискорбную операцию, то это всегда будет только способ обеспечить маленькие суммы, жертвуя большими.
Есть средство более мягкое, более великодушное и, значит, более достойное для благотворительности Ее Величества Императрицы. Оно не обеспечивает императорской казне возвращение шести миллионов, которые из нее вышли, но обеспечивает эти шесть миллионов национальному богатству. Это сначала покажется безумным расточительством, так как состоит только в пожертвовании (с некоторыми ограничениями) этими плохо распределенными шестью миллионами.
Как, после стольких забот, трудов и затрат надо еще, чтобы Ее Императорское Величество отдала колонистам все, что они ей должны? Но если колонии не в состоянии расквитаться с Ее Императорским Величеством, приведет ли их мучение, притеснение, подавление путем конфискации продуктов в состояние погасить долг? И если, делая охотно и вовремя эту необходимую жертву, колонии сделают процветающими и способными сбывать ежегодно продукты их земли, которые приносили бы России каждый год около миллиона, то не разумной ли является эта большая жертва?
Чтобы не ошибиться в этом важном суждении, рассмотрим современное положение колоний и их естественные ресурсы. Имеется еще семь тысяч семей. Из них шесть тысяч – земледельцы, и тысяча – ремесленники. Если, надеясь на прибыль, каждый земледелец возьмется обработать две десятины табака (как известно из опыта, в плохие годы продуктивность одной десятины – 30 пудов, в средние – 50, в лучшие – 90 или 100, средней можно считать продуктивность в 60 пудов с десятины), то это дает 120 пудов с двух десятин.
