6 сентября японское командование издало приказ, который практически положил конец так называемой «уссурийской кампании» и предписывал следующее: «Под Хабаровском сконцентрируется войсковая группировка, включающая в себя основную часть 12-й дивизии и определенную часть американских и китайских войск, чтобы разбить отряды австро-германских военнопленных и большевиков, находящиеся к востоку от Зеи и занимающие важные пункты Амурской железной дороги».
В подтверждение того, что Япония была неискренна в своих заявлениях и действиях, я получил информацию, что Соединенные Штаты и Япония намереваются послать в Сибирь по 10 тысяч солдат, однако позже японцы сказали, что по организационным причинам они хотят послать 12 тысяч человек. Соединенные Штаты согласились на такое увеличение. С 11 по 17 октября я провел инспекцию американских войск к северу до Хабаровска, к востоку от Хабаровска до Биры и на 200 километров к западу от Хабаровска и обнаружил, что почти все города оккупированы – как минимум частично – японскими войсками. Предварительно мне сообщалось, что японские войска находятся в нескольких местах южного участка Транссибирской железной дороги, тянущегося на запад до Читы. 18 октября я доложил в военное министерство, что Япония имеет в Сибири по меньшей мере 60-тысячное войско, но позже выяснилось, что я недооценил его численность на 12 тысяч. Ситуация с военной точки зрения не требовала такого увеличения, и, если бы Японии казалось, что оно необходимо, она, без сомнения, известила об этом Соединенные Штаты, с которыми у нее была договоренность об отправке только 12 тысяч человек. У меня есть все основания заявить, что Япония не сообщила Соединенным Штатам об отправке в Сибирь 72 тысяч человек.
После моей поездки на север я не мог не прийти к заключению, что Япония плетет политические и военные интриги, но вскоре стало очевидно, что не только она, но и другие нации действуют вразрез с линией поведения, заявленной Соединенными Штатами. Известно, что Англия не только хотела, но в марте 1918 года попросила Японию оккупировать Транссибирскую железную дорогу. В качестве причины для этой просьбы был приведен следующий довод: «что Япония сможет контролировать единственную линию сообщения, по которой можно доставлять помощь антибольшевистским силам в Южной Сибири». В связи с этим военными представителями Высшего военного совета были сделаны следующие предложения: «Если Япония потребует какой-то компенсации за свои усилия, может возникнуть необходимость согласиться с тем, что она оккупирует небольшую часть Восточной Сибири. Вероятно, она в любом случае займет часть Сибири, однако это может удержать ее от дальнейшей экспансии».
Уезжая из Соединенных Штатов в Сибирь, я не представлял, что буду втянут в политические игры на Дальнем Востоке, но уже очень скоро после своего прибытия во Владивосток я понял, что каждый шаг американских представителей, как гражданских, так и военных, на Дальнем Востоке подается так, чтобы получить политический выигрыш. Это было справедливо и в отношении русских, и в отношении практически всех союзников.
В то время когда я прибыл во Владивосток, представители союзников, говоря о русских, имели в виду бывших царских офицеров и чиновников, которые чувствовали себя достаточно спокойно и не боялись каждый вечер появляться на Светланской – главной улице Владивостока – в своих роскошных мундирах. Представителей других классов называли «большевиками», хотя на самом деле бывшие царские сановники не утверждали, что они сторонники восстановления в России царской власти, а те русские, которых называли большевиками, не утверждали, что они сторонники власти Советов. Однако разделительная линия между этими двумя классами была достаточно отчетливой, и любой мог ее распознать. Перепутать их было невозможно. Сторонники прежней власти видели в каждом, кто отказывался согласиться с ними в том, что должно быть сделано для восстановления дореволюционного статуса их родины, лишь подлость, обман и все самое плохое. Поскольку союзники выступали против большевизма, а либерализм в любой форме и степени воспринимался как большевизм, они имели дело исключительно со сторонниками прежнего режима. Понятие «большевизм» распространилось так широко, что туда с легкостью попадали земства – орган, избираемый имеющими право голоса мужчинами и женщинами, достигшими двадцатилетнего возраста. В результате во Владивостоке сложилась ситуация, когда телеграф, почта, паспортный и гражданский контроль в городе оказались в руках бывших царских чиновников. Они без промедления организовались таким образом, чтобы этим воспользоваться, и уже очень скоро снова заговорили о мести тем русским, которые посмели вести себя вразрез с их мнением.
Все представители союзников, видимо, знали, что главной целью отправки американских войск в Сибирь было оказание помощи чехам, но, поскольку они оккупировали не только Владивосток, но и все города до Урала, стали высказываться другие пожелания: не продвинуть ли американские войска в Западную Сибирь. 8 сентября я телеграфировал в военное министерство следующее: «Практически любое организованное сопротивление в Сибири прекращено».
Старая идея о формировании Восточного фронта не была окончательно забыта, несмотря на твердую убежденность президента Вильсона, что Соединенные Штаты не станут принимать в этом участия. Американские войска были отправлены в Сибирь из-за ошибочной оценки ситуации, и представители союзников задавались естественным вопросом, почему бы таким же способом не заманить их на европейскую территорию России, чтобы косвенным образом добиться своей цели.
Союзники, очевидно, понимали, что президент Вильсон сильно обеспокоен судьбой чехов. Я не только ничего не знал о дискуссиях, которые привели к интервенции, но не имел представления о политических интригах, которые плелись на Дальнем Востоке. Первые несколько дней я был склонен принимать заявления видных представителей союзников за чистую монету и действовать в соответствии с ними. В своих записях я обнаружил, что 12 сентября я известил военное министерство, что чехи возвращаются на запад, чтобы помочь собратьям, оставшимся к западу от Урала. 8 сентября мне сообщили, что англичане, французы, японцы и чехи хотят идти до Волги и желают знать, как поведут себя Соединенные Штаты.
19 сентября в своей телеграмме я писал: «Французы и англичане определенно пытаются втянуть союзнические войска в действия, результатом которых станет воссоздание Восточного фронта».
9 сентября или около того капитан Хасурак, адъютант чешского генерала Гайды прибыл с запада во Владивосток и доложил, что положение чехов, остающихся к западу от Урала, требует незамедлительной помощи союзников. 27 сентября я получил телеграмму, где заявлялось, что американские войска не продвинутся западнее озера Байкал, и предписывалось, что, если чехи отступят на запад, моя задача будет заключаться только в том, чтобы помочь в обеспечении свободного проезда по железной дороге. Меня уведомили, что правительствам всех стран союзников отправлено сообщение нашего президента относительно использования войск в России и в Сибири, и оно очень существенно поможет мне в общении с представителями союзников.
Между тем союзники не желали, чтобы сибирская пьеса была разыграна на множество голосов, что могло бы породить немало разногласий. У них уже имелось представленное правительству Соединенных Штатов предложение об организации межсоюзнического совета, в обязанности которого, в числе прочего, входило обеспечение единства действий в отношении населения России и разрешение политических споров. Это предложение было категорически отклонено правительством Соединенных Штатов, но, как выяснилось позднее, на этом попытки обеспечить единство действий не закончились. Однако обеспечить что-то похожее на единство действий оказалось невозможно, поскольку представители Англии, Франции и Японии были поборниками вмешательства в борьбу, происходившую в России, а я нет. Это делало наше сотрудничество почти невозможным, пока полученные мною предписания оставались в силе.
