Да, конечно, пройдет несколько часов и ее с радостью встретит зять, называвший ее всегда «маленькой сестричкой», однако в последнем телефонном разговоре голос его, как ей показалось, звучал как-то неуверенно – похоже, он не до конца понял цель ее визита и связанные с ним обязанности, которые она, Даниэла, возлагала на него. Более того, у нее вдруг зародилось подозрение, что он чего-то боится. Что же до нее самой, она находила резоны, объясняющие возвращение зятя на континент, где сфера его дипломатической деятельности теперь сводилась к нулю, весьма туманными. Было ли это на самом деле желанием подстраховать себя финансово в виду приближающейся (или уже наступившей) старости? И чем на самом деле он собирался там заниматься? Ему ведь было уже далеко за семьдесят, и она знала, что ее сестра, любившая его и доверявшая ему, была бы счастлива узнать, что кто-то из семьи возьмет на себя труд позаботиться о нем. И присмотрит…
Не только из-за голода и усталости, но, скорее всего, от скуки она машинально съела целую плитку шоколада, и во рту осталось противное послевкусие. Не следовало ей в самолете отдавать свой завтрак молодому человеку, как будто он был ее мужем. Предстоявший второй перелет был недолгим, а потому компания не предлагала пассажирам настоящую еду, так что не лучше ли сейчас подкрепиться горячим? Несколько минут – и она сделает это в кафетерии. Без проблем. А затем сможет растянуться на одной из скамей, окружавших закрытое до сих пор место отправления. Лицом к дверям. Конечно, все это не подобало делать взрослой женщине из обеспеченного круга – лежать, подобно бродяжке, на деревянной скамье аэропорта, но она была здесь одна, и если кого-нибудь заденет, что она расположилась вот так, она, конечно, сразу почувствует это и просто сядет.
Скамейка тверда, а у нее с собой нет ничего, что можно было бы подстелить. Что ж… тогда она вернется пока к чтению. Автор явно оказалась не в силах заинтересовать читателя внутренними страданиями героини, а потому (что предсказуемо) прибегала к описанию внешних неприятностей, начинала запутывать и усложнять сюжет. Внезапно возник некий секретный агент, надменный и крутой любовник, – прием, который должен был бы поддержать падающий читательский интерес, но, похоже, эта задача была новому персонажу не по плечу. Веки Даниэлы с каждой секундой наливались тяжестью, и она быстро заложила посадочным талоном последнюю недочитанную страницу, засунула книгу в сумку, из последних сил, не захлопнув, швырнула ее на пол, и неизвестно, что произошло раньше – содержимое ли сумки вывалилось наружу, или глаза Даниэлы сомкнулись в одолевшем ее сне.
Усталость, наконец, одолела одинокую женщину, вытянувшуюся вдоль скамьи рядом с местом посадки. Несмотря на некомфортабельные условия, сон ее был глубок и спокоен, и пассажиры, прибывавшие с каждым часом, не требовали, чтобы она прервала свой сон. Время от времени она слышала приглушенные голоса, говорившие на европейских языках, в привычное течение которых врывались странные африканские наречия, но это не заставляло ее открыть глаза, чтобы посмотреть, какого цвета – белого, черного или коричневого люди, окружавшие ее со всех сторон. Все они желали ей добра. Мягкая улыбка скользила по ее лицу. Муж, где-то далеко скучавший по ней, превратился в ее сновидении во множество мужей, абсолютно таких же, но чужих… и все равно очень, очень милых.
13
Издалека Яари увидел сына, который ожидал его у закрытых ворот стройплощадки. На нем был короткий, цвета хаки, бушлат, точно такой же, какой когда-то носил он сам, но только не полученный с воинского склада, а сшитый на заказ, на фабрике… Догадываясь, что сын не захватил с собой каску, он достал пару своих из багажника автомобиля; желтую протянул сыну, оставив себе старую, с камуфляжной раскраской. Свою он тут же надел. Отомкнув замки и открыв ворота, они быстро отправились на головной участок, где достраивающаяся часть здания еще не была окончательно завершена. Старший прораб, в обязанности которого входило сохранение в секрете окончания всех работ, радушно пожал им руки и повел их к шаткому желтому подъемнику, больше всего напоминавшему клетку для кур – командовали им двое суровых китайцев; поднималось это сооружение осторожно, с тихим повизгиванием и скрипом, прямо к серым балкам на самом верху, пока пассажиры сквозь проволочное ограждение всматривались, как мартышки, в завесу из дождя, затянувшего все до самого горизонта.
– Ты здесь не замерз? – спросил Морана подрядчик.
– Если не замерз мой отец, – улыбаясь ответил Моран, – неужели я…
Яари возразил: «Э, парень! Я – это я. А ты – это ты».
В этот момент кабина лифта без предупреждения остановилась, задрожав. Выйдя, они выбрались на бугристую площадку, усыпанную строительным мусором, и заглянули в темную бездну лифтовой шахты, в которой тот же строительный мусор перемежался змеившимися металлическими тросами и кабелями. Яари встал на колени и стал обследовать шахту, расспрашивая инспектора о трещинах и дырах.
– Я уже получил свою долю неприятностей от дрянной работы шахтостроителей, возводя небоскребы в западной части города, и если что, то я несу ответственность только за сами лифты, но не за шахты. Подобные вам владельцы недвижимости, как вы легко можете себе представить, всегда поддержат меня, если разговор пойдет о борьбе с вездесущим ветром.
Моран достал металлическую мерную ленту и вытянул ее по верху шахты. «Осторожно здесь, – крикнул ему отец, – держись подальше от края». Вспышка сладостного воспоминания вернула его вспять, на тридцать лет назад, к ночи, полной страсти, результатом которой и стал его сын. И что это была за реплика об «истинной страсти», что она имела в виду там, в аэропорту, когда они расставались. Была ли то несбывшаяся мечта женщины, уже, увы, немолодой, и скрытый вызов мужчине, который сражался за возможность предаться любви в дни, предшествующие ее отлету?
Моран еще немного удлинил ленту. Ему хотелось убедиться, что истинный размер шахты не соответствует тому, что было запланировано при проектировании, что, в свою очередь, было вызвано идеей поставить дополнительно еще один, пятый лифт, так сказать, персональный, для самых избранных посетителей пентхаузов – «люкс», при пользовании которым клиент или посетитель сохранял бы полную анонимность.
Яари поинтересовался у прораба, что он думает о подобном варианте. «Ведь если мы и сумеем установить этот пятый лифт, уложившись при этом в сметную стоимость четырех, что это будет за лифт? Маленький и тесный, в него поместится один человек – вот и все? Верно?»
– Верно, – согласился прораб. – Один. И, предпочтительно, не слишком толстый. Но ведь для заказчика размер этого «особого» лифта не так уж и важен. Главное – чтобы он был. И чтобы работал.
Просвет в облаках позволил солнечному лучу оказать помощь Морану, который, похоже, не был доволен результатами своих исследований. «Вы уже на четыре сантиметра урезали проектную ширину, – сказал он прорабу. – И если вы продолжите возводить эту шахту под таким углом, в конце концов она окажется на пятнадцать сантиметров короче. И куда в таком случае вы собираетесь втиснуть пятый подъемник?
Он громко щелкнул металлом измерительной ленты и убрал ее обратно в чехол, сунув все вместе в карман, после чего стряхнул строительную пыль с ладоней. Потеря нескольких сантиметров нисколько не огорчила Яари. «Мы все уладим», – заверил он сына и крикнул китайцу, загипнотизированно уставившемуся на море, чтобы тот открыл желтую кабину лифта и опустил их на землю. И в то время, как он окидывал взором неутомимо растущий город, Яари думал не о нем, а об одной путешественнице, находившейся очень далеко от него, несомненно уставшей, может быть, изможденной от бесконечно долгого ожидания в невзрачном помещении для транзитных пассажиров, на которое он сам ее обрек. Но его не оставляла надежда, что взгляд ее сияющих глаз, ее улыбка, словом, вся она, неизбежно привлекут чье-нибудь сочувственное внимание, которое поддержит и поможет ей.
