– Положение стабильно. Это диагноз.
– Передавай привет от меня. Ты ведь знаешь, как я – да и все остальные – уважаем и любим его.
– Это радует. Продолжайте его уважать и любить, поскольку он держится молодцом и намерен жить до ста двадцати…
– Уверен, что ему удастся… и тем не менее, дорогой мой Яари… разделайся с этими чертовыми делами… а потом мы с тобой закрутим такое… А не хочешь ли увидеться со мной прямо сейчас?
– Ну уж нет. На сегодня я наработался. Я поднялся в три часа ночи, чтобы отвезти жену в аэропорт!
– Куда это понесло ее в середине зимы?
– В Африку.
– Организованный тур?
– Нет. Она отправилась одна.
– Одна? В Африку? Ты никогда не говорил мне, что твоя жена такая авантюристка.
Яари хотел было объяснить давнему другу семьи, что Даниэла там не будет одна, но что-то удержало его. Авантюристка? Пусть так. Это придавало его жене ауру, которой та никогда не домогалась. А сам он в эту минуту вдруг подумал, что это правда.
16
Сама она в это время сидела, прислонясь к иллюминатору, словно это было супружеское плечо, и напряженно вглядывалась в проплывающий внизу мир. Самолет, которым она теперь летела, был винтовым, с пропеллером, однако новым, не слишком большим, что позволяло путешествовать под ровное, приятное жужжание, неспешно перемещаясь в чистом вечернем небе на незначительной высоте, так что она могла видеть не только изгибы реки и контуры небольших озер, но также огоньки домов там и тут, а то и костры палаточных кемпингов. Тот факт, что она не пропустила свой рейс, наполнял ее какой-то новой, непривычной для нее гордостью. Взглянув на себя со стороны, она осталась вполне довольна увиденным. Она достала паспорт и необходимые для туристической поездки документы и начала читать их один за одним, бережно переворачивая страницы, как если бы они составляли небольшой молитвенник.
В соседнем кресле разместился средних лет англичанин со слегка синюшным лицом, седовласый и упитанный, он требовал от стюардессы «полагающийся» ему третий стакан «скотча». Даниэле это ничуть не мешало. Полет совсем недолгий, а сосед выглядит достаточно солидным и почти трезвым; несколько раз она боковым зрением ловила на себе его оценивающие и, бесспорно, восхищенные взгляды. Ей это не было неприятно. Нет, не было. Ибо, несмотря на возраст, она была уверена, что ни на йоту не потеряла былого, чисто женского очарования. Обратись она к этому англичанину с любым, самым незначительным вопросом на своем превосходном английском, поощрив его тем самым на начало разговора, он потерял бы голову еще до того, как самолет совершит посадку. Но вместо этого она снова повернулась к окну. Внизу проплывала Африка, и именно она больше всего сейчас занимала мысли Даниэлы.
17
– Ветер усиливается, – сказал Яари, отрывая своего сына от компьютера. – Готлиб послал своего специалиста по акустике к Башне Пинскера для выяснения проблем с шумом, что должно освободить нас, и в еще большей степени его, от ответственности перед жильцами. Но он настаивает на том, чтобы один из нас встретил его сотрудницу и выслушал ее объяснения. Я уже по горло сыт всем этим: завываниями и ветром, а кроме того, я опаздываю к твоему деду, которому обещал, что зажгу с ним свечу, так что, хабиби, сделай мне одолжение – ее надо встретить у въезда в гараж, и мы заткнем рот жалобщикам и закроем это дело. Уже ни в какие ворота не лезет, когда какие-то люди, о которых я знаю только, что они купили квартиры, непрерывно терзают меня звонками на мобильник.
В просторной гостиной родительского дома, обращенного фасадом в парк, его отец, включив новостной Первый канал, сидел, подрагивая, в инвалидном кресле на колесах; сбоку от него примостился шестилетний Хиларио, сын обслуживавшего старика филиппинца. Мальчик объяснялся на иврите без акцента. У Хиларио была собственная маленькая ханукия, праздничный, с девятью отверстиями, подсвечник, сделанный из желтой глины, и три разноцветных свечи. Все это ожидало появления Яари – вместе с еще тремя свечами в большой старой ханукии.
Когда состояние здоровья его отца ухудшилось, Даниэла настояла, чтобы в помощь ему были наняты приглашенные с Филиппин специально обученные работники по уходу за престарелыми гражданами, самые лучшие, судя по рекомендациям. Сначала речь шла об одном филиппинце, но Даниэла удвоила цифру – по ее мнению надо было приглашать двоих и желательно, чтобы это была семейная пара, присутствие которой в доме создавало бы пусть несколько искусственную, но какую-никакую семейную атмосферу. «Это большой дом, – аргументировала она, – и в нем достаточно комнат, чтобы разместить еще нескольких человек – двух, трех, даже четырех. Поступив так, мы, заплатим немногим дороже, зато обретем мир и спокойствие, в котором мы заинтересованы больше всех».
И раз Даниэла так считала…
Но был ли этот дом вместителен на самом деле, спрашивал Яари самого себя чуть позже, когда посетил отца и увидел, насколько уменьшилось жизненное пространство по сравнению с тем, что сохранялось в памяти с детства. Уменьшилось все – и место, где можно было раньше побродить, и комната для игр, и плетеная мебель в кухне, специальное помещение для сушки выстиранного белья. Словом, все.
И тем не менее…
Приглашенная семейная пара, Франциско и Кензи, внешне более похожие на подростков, несколько месяцев назад ставшие родителями крошечной девочки, были в восторге. Ведь каждый из них получал свою индивидуальную, отдельную комнату, даже их сыну Хиларио, рожденному в Юго-Восточной Азии, досталась детская комната Яари. Мальчик недавно перешел в первый класс школы из детского садика, который некогда посещал сам Яари-младший. Маленький филиппинец оказался учеником сметливым, усердным и способным. Сейчас он сидел рядом с подрагивающим всем телом отцом Яари, сидел, демонстрируя собранность и готовность сыграть свою роль в древнем празднике зажигания свечей – хануке; он не спускал глаз с Яари, ожидая от него разрешения произнести положенные благословения, которые предшествовали зажиганию свечей в подсвечнике.
– Не переигрывай, – строго сказал ему Яари-младший и потянулся к маленькой голове малыша-филиппинца, чтобы снять с него праздничную кипу
[8].
Но старый джентльмен остановил его:
– Что это с тобой? – пробурчал он. – В чем дело? Он ничего не нарушил, надев эту кипу. Никого не оскорбил. Просто накануне хануки к ним в класс пришла новая мора, учительница, преподававшая раньше в религиозной школе, и теперь эти дети знают о нашей религии много больше, чем в свое время узнали вы.
Яари давно уже понял, что отец знает досконально обо всех деталях, касающихся жизни и занятий Хиларио – много, много больше, чем знал о своих сыновьях, когда те были детьми. И удивляться тут было нечему – английский язык отца был более чем минимален, так что общаться с обслуживающими его помощниками приходилось с помощью их старшего сына, а в процессе общения волей-неволей он познавал внутренний мир своего маленького переводчика.
