Против воли слабая улыбка тронула губы Яари. Он положил в рот шоколадный кубик и огляделся, но ничего, говорящего о наличии лифта, не заметил.
– Ты определенно ищешь, где тут прячется лифт. Пожалуйста, следуй за мной.
И она повела его в коридор квартиры, которая, как оказалась, вовсе не была мала. Беспорядок, характерный для одиноко живущих пожилых людей, здесь начисто отсутствовал. Старинная мебель сверкала полировкой, а драпировка не несла следов изношенности или пренебрежения. На крючках, ввинченных во внутренние плоскости дверей, висела одежда, содержавшаяся в образцовом порядке. Он следовал за хозяйкой, не спуская глаз с соломенно-льняных волос, связанных пучком на затылке. Миновали приемную с фотографиями молодого Зигмунда Фрейда, и прошедший век глянул на них из забитых старыми журналами и книгами застекленных потолок, миновали ванную комнату и кухню, добравшись, в конце концов, до спальни, в центре которой стояла просторная двуспальная кровать с покрывалом, на котором гордые павлины величаво прогуливались среди цветов; по поверхности кровати повсюду в художественном беспорядке разбросаны были блестящие маленькие подушки.
Но нигде по-прежнему не заметно было ни малейших признаков лифта. Хозяйка подошла к огромному платяному шкафу и широко распахнула обе створки, совершив это действие с такой торжественной почтительностью, словно это был праздничный вход в синагогу. А затем скользнула внутрь пространства, отгороженного тонкой металлической решеткой, явившей, наконец, так долго скрывавшийся от взоров лифт – маленький, узкий, абсолютную реинкарнацию ночного озарения Яари, придумавшего пятый лифт в углу башни. Внутри кабины были три кнопки: зеленая для подъема, синяя для спуска и красная – для вызова помощи.
4
Закончив с кофе, Даниэла достала пачку сигарет и протянула ее пожилому африканцу, который смотрел на нее, стоя наискосок от стола. Тот взял одну сигарету, а потом поднял небольшую ветку, открыл дверцу кухонной печи и засунул ее внутрь, но прежде чем прикурить самому, поднес огонек к сигарете, которую держала в губах Даниэла.
Его звали Ричард. Не было возможности узнать, это его настоящее имя, или он получил его в те дни, когда работал на местной ферме, принадлежавшей англичанам. С тех времен, когда он подолгу вынужден был изъясняться по-английски, прошло уже немало лет, и в памяти его осталось не так уж много английских слов, значение которых он сумел бы вспомнить и распознать. Когда к нему обращались, он с огромным вниманием склонял голову набок, словно ободряя говорящего с ним извлекать из себя все больше и больше слов в надежде, что рано или поздно какое-то из них окажется ему знакомым и поможет угадать значение остальных.
Ей нравился этот старик, и пока утро только занималось, а Ирмиягу и Сиджиин Куанг еще не появились, она с удовольствием предавалась с ним болтовне ни о чем, не ожидая от него ничего особенного, когда он отвечал ей. Больше всего ей хотелось, чтобы он почувствовал, как она его уважает, и как благодарна за его предупредительную помощь, она верила, что среди всех щедро адресованных ему слов, по крайней мере одно или два будут ему понятны. И, очевидно, такое слово нашлось и достигло цели, так как он поднялся со стула и повел ее к некой двери на первом этаже – к двери комнаты, временно занятой ее зятем. Она не была большой, эта комната, а кровать внутри оказалась узкой и неприбранной. Непонятно почему Даниэла испытала облегчение оттого, что в комнате не было второй кровати, хотя у нее не было никаких оснований или прав для беспокойства о вещах, могущих в дальнейшем оказаться весьма значительными. Или не оказаться.
Припадая на ногу, сторож тихонько обошел кровать, расправляя простыни, и подвел ее к небольшому окошку, из которого видна была грязная дорога, та самая, что вела к деревне с удивительным слоном. Дождь, прошумевший прошлой ночью, очистил мир и промыл утренний свет, и пока солнце не припекало слишком сильно, она могла пойти прогуляться, а не сидеть бессмысленно в ожидании, пока ее зять соизволит появиться на кухне.
Но могла ли она позволить себе прогулку – совсем одна? Задав себе этот вопрос, Даниэла ответила на него: «а почему бы и нет?» Она отлично запомнила эту спокойную и совершенно безопасную дорогу, по которой, к слову говоря, вовсе не собиралась заходить слишком далеко. На мгновение она подумала попросить Ричарда сопровождать ее. Но зачем ей навязываться ему? Она поспешила в свою комнату, пока солнце совсем не разгулялось, прихватила ветровку сестры, достала несколько бумажных долларов, распихав их по карманам – монеты Амоц специально положил ей, на всякий случай, отдельно в кошелек – и вернулась вниз, на первый этаж, надеясь, что старый негр засвидетельствует ее отбытие. Но он уже исчез – так же бесшумно, как появился.
Воздух был свеж, дорога несколько грязновата. Чтобы не переутомиться, она продвигалась по склону довольно медленно, ощущая себя совсем свободной, но и не сказать, чтобы без некоторого чувства страха. Время от времени она поглядывала по сторонам, но вокруг никого не было. Даже когда она добралась до вершины холма, никто так и не появился. О животных она не думала. Здесь, решила она, все настолько открыто и заметно, что если какой-нибудь представитель животного мира и решил спрятаться поблизости, то зверь этот должен был оказаться маленьким и безобидным.
Пока она, совершая обратный путь, спускалась по склону холма, ферма почему-то исчезла из вида. Но она отлично помнила дорогу и не испытывала никакого сомнения в том, что с легкостью найдет дом. Две молодые негритянки у реки занимались стиркой. Когда Даниэла подошла поближе, она заметила, что их груди обнажены; приветствуя их, она наклонила голову, а в знак уважения добавила к этому дружескую улыбку. Она поздоровалась с ними на примитивном английском, а потом показала, повернувшись, направление к тому месту, откуда ферма на холме вдруг исчезла, желая объяснить им, откуда она появилась здесь, и куда хотела бы вернуться. Однако юные прачки отнеслись с полным равнодушием к появлению белокожей старухи, они продолжали беззаботно смеяться, брызгая водой друг на друга. Груди у них были великолепной классической формы, гладкие и упругие. Меж длинных ног можно было разглядеть на девичьих лобках густые вьющиеся волосы.
Одна из них что-то сказала своей подруге, и они внезапно стали показывать на что-то, находившееся впереди, там, где была деревня, по очереди приставляя к глазам согнутые горсточкой ладони, словно обе пытались – тщетно, отыскать правильное слово, которое побудило бы одинокую эту туристку продолжить движение. «Слон!!! – закричали они, в конце концов, разом. – Слон». Раз и другой повторяли они с восторгом, радуясь тому, что вспомнили, все-таки, правильное слово.
Даниэла кивком дала им понять, что поняла указание. И, на самом деле, пояснила она девушкам, дважды уже посещала этого необычного слона, один раз даже поздно вечером. Но девушки не понимали ее, побуждая двигаться к следующему склону. Смеясь, Даниэла говорила им: «если вам так хочется, я готова прогуляться с вами», но, оглянувшись, она заметила пожилого заботливого сторожа, поившего ее утренним кофе; он молча стоял на ближайшем пригорке. Несомненно, кто-то решил приглядывать за ней, заботясь и оберегая… как, впрочем, было всегда. А посему она, вздохнув с облегчением, смело двинулась вперед, готовая к третьей встрече со слоном, неправдоподобным в своей меланхолии.
