Интерес нацистов к теме миграций и распространения индоевропейских языков создал в Европе серьезные трудности для содержательного научного обсуждения переноса индоевропейских языков с потоком переселенцев11. С другой – индийской – стороны, все тоже выглядит не слава богу, потому что если падение цивилизации долины Инда произошло по вине оккупантов с индоевропейской лексикой, то и с важными элементами южноазиатской культуры могла быть похожая история – они могли сформироваться где-то еще.
Однако гипотеза о массовой миграции с севера не пришлась по душе специалистам не только из-за ее политизации, но и потому, что стала понятной сложная природа культурных сдвигов, видимая по археологической летописи, – дело оказалось не только в массовых миграциях. А кроме того, практически нет археологических свидетельств таких миграций. Нет и явных прослоев пепла, которые относились бы к периоду около 3800 лет назад – такие могли бы говорить о пожарах и грабежах в индийских городах. Если что и есть, так это признаки постепенного упадка городов: на протяжении десятилетий люди покидали города, природа вокруг деградировала. Однако отсутствие археологических доказательств не означает, что все происходило без вмешательства внешних побудительных сил. Около 1600–1500 лет назад под давлением германской экспансии пришла в упадок Западная Римская империя: когда вестготы и вандалы взяли под контроль римские провинции и высосали их досуха, за этим последовал политический и экономический обвал империи. При этом археологических свидетельств разрушения римских городов в тот период времени на удивление немного, и если бы не было подробных описаний, мы бы, возможно, и не догадывались обо всех этих драматических событиях12. Может быть, и в опустевшей долине Инда мы встретились с той же проблемой – археологам трудно выявлять внезапные события. Те картины, что проступают из археологических данных, могут скрывать за собой кратковременные, быстрые события, послужившие стимулом видимых изменений.
Что к этой картине может добавить генетика? Она не может рассказать про конец цивилизации долины Инда, но в ее власти ответить, имело ли место смешение людей с разным историческим наследием. И хотя примеси сами по себе не являются доказательством миграций, но генетические признаки смешения указывают на глубокие демографические преобразования и, следовательно, на возможный культурный обмен, по времени примерно совпадающий с падением Хараппы.
Территория столкновений
Гималайские горы сформировались около 10 миллионов лет назад в результате столкновения Евразии и Индийской континентальной плиты, двигавшейся на север по Индийскому океану. Так же и сегодняшняя Индия – она оказалась производным от столкновения разных культур и разных народов.
Возьмем фермерство. Индийский субконтинент является на сегодня мировой хлебной житницей – он кормит четверть мирового населения. И 50 тысяч лет назад он тоже был одним из великих центров становления современного человечества. Но при этом фермерство изобрели не в Индии. Индийское сельское хозяйство рождено столкновением двух аграрных систем Евразии. Согласно археологическим данным, к примеру, из местонахождения Мехргарх на западной окраине долины Инда в Пакистане ближневосточные озимые культуры, пшеница и овес, пришли в долину Инда позже 9 тысяч лет назад13. 5 тысяч лет назад местные фермеры смогли адаптировать эти культуры к муссонному климату с летними дождями, и тогда они распространились по всему полуострову14. Китайские сорта риса и пшена, пригодные для выращивания в муссонном климате с летними дождями, тоже попали в Индию около 5 тысяч лет назад. Так в Индии впервые столкнулись китайская и ближневосточная системы сельскохозяйственных культур.
Следующее столкновение – это язык. Языки Северной Индии (а это индоевропейские языки) близки к языкам Ирана и Европы. Дравидийские языки, на которых говорят на юге Индии, похожи на языки Южной Азии и ни на какие другие. Есть также сино-тибетские языки, свойственные группам, населяющим горное обрамление Северной Индии. Есть и австроазиатские языки, на которых говорят небольшие обособленные племена в Центральной и Восточной Индии, родственные камбоджийскому и вьетнамскому, – они, как считается, сформировались на базе языков первых рисоводов, освоивших Южную и частично Юго-Восточную Азию. В “Ригведе” есть слова, заимствованные из дравидийских и австрозиатских языков, – лингвисты их могут выделить, потому что они не типичны для индоевропейских языков; отсюда следует, что дравидийские и австроазиатские языки имели хождение в Индии уже как минимум 3 или 4 тысячи лет назад15.
По своей внешности индийцы очень разнородны, что дает наглядное представление об их смешанной природе. Если пройтись по улице вдоль торговых прилавков в любом индийском городе, тут же становится ясно, насколько разнообразен этот народ. Оттенки кожи меняются от темных до совсем светлых. У некоторых черты лица европейские, у других напоминают китайские. Сразу начинаешь думать, что это разнообразие отражает смешение людей в какой-то исторический период и что их наследие намешано в разных пропорциях в сегодняшних группах индийцев. Но нужно помнить, что внешние признаки легко переоценить, ведь они, как известно, отражают влияние среды и диеты.
Первые работы по генетике индийцев дали на первый взгляд противоречивые результаты. Их митохондриальная ДНК (напомню, она наследуется строго по материнской линии) по большей части уникальна для Индийского субконтинента. Она близка лишь с одним из основных типов мтДНК за пределами Индии, но при этом их общий предок существовал десятки тысяч лет назад16. Это означает, что предки индийцев (по материнской линии) в течение очень долгого времени существовали на полуострове Индостан изолированно, не смешиваясь с соседними западными, восточными или северными популяциями. Зато заметная доля Y-хромосомы, передаваемой от отца к сыну, демонстрирует близкое родство индийцев с западными евразийцами: с европейцами, центральноазиатами и жителями Ближнего Востока, а это уже указывает на смешение17.
Некоторые историки, глядя на путаные генетические результаты, опустили руки и решили вовсе не брать в расчет генетические данные. Ситуацию усугубляло и то, что генетики плохо разбирались в археологии, антропологии и лингвистике – фундаментальных для изучения ранней истории человечества науках, – а потому допускали элементарные промахи и, обобщая факты из этих дисциплин, пускались в давно развенчанные ошибочные рассуждения. Однако выпускать из виду генетику попросту нелепо. Мы, генетики, может, и были налетевшими на готовое варварами, но игнорировать варваров всегда неразумно. У нас имелся доступ к принципиально новым данным, и с их помощью можно было попробовать подступиться к самому неподатливому вопросу: кто же те древние люди?
Жители крошечных Андаманских островов
Мой исследовательский интерес к ранней истории Индии начался с книги и письма.
Книга называлась “История и география человеческих генов”, это главный труд Луки Кавалли-Сфорца. В ней он упоминает негритосов, населяющих Андаманские острова, расположенные в Бенгальском заливе в сотнях километров от материка. Андаманские острова были надежно изолированы глубоким морем на протяжении всей долгой истории расселения современных людей по Евразии, хотя уединенность самого крупного из островов – Большого Андамана – за последние несколько столетий постоянно нарушалась: британцы основали на острове тюрьму и колонию для заключенных. На одном из островов, Северном Сентинеле, живет одно из последних в мире неконтактных племен – несколько сотен человек, использующих каменные орудия. Индийское правительство запрещает внешние контакты с ними, так что эти люди “не от мира сего” расстреливали из луков вертолеты с гуманитарной помощью, посланной после цунами в Индийском океане в 2004 году. Андаманцы говорят на таких странных языках, что среди существующих евразийских языков не нашлось ни одного даже отдаленно родственного с ними. По внешнему виду андаманцы тоже сильно отличаются от соседних народов: они более стройные, с мелкокурчавыми волосами. В одном из разделов своей книги Кавалли-Сфорца рассуждает, что андаманцы могли быть потомками ранней экспансии современных людей из Африки, может, даже более ранней, чем экспансия 50 тысяч лет назад, давшая толчок к заселению всей внеафриканской территории.