Перед нами ландшафт биологического и культурного разнообразия сегодняшней Африки, сформированный в ходе сельскохозяйственных экспансий последних нескольких тысячелетий, – он фантастичен. Но в то же время за этой фантастичностью трудно увидеть и понять общую картину событий. В ловушку сегодняшнего впечатляющего разнообразия раз за разом попадают и лингвисты, и археологи – словом, все, кто приступает к изучению Африки; эффект только усиливается, когда перед глазами проходит вереница удивительно непохожих друг на друга африканских лиц, ведь Африка обычно представляется нам совсем другой. Начинаешь думать, что глубокое прошлое Африки не понять, не объяснив всё-всё это разнообразие. И забываешь при этом, что большая часть популяционной структуры сегодняшней Африки сложилась под влиянием сельскохозяйственных экспансий последних нескольких тысяч лет. Поэтому, сосредоточившись на описании гипнотического африканского разнообразия, упускаешь из вида более масштабную, дальнюю, перспективу формирования африканского населения. Так что это разнообразие, как и происхождение современных людей, оказывает Африке в каком-то смысле дурную услугу. Нужно перестать описывать это пестрое верхнее покрывало, снять его совсем – и в этом нам поможет древняя ДНК.
Ищем древних африканских охотников-собирателей
Что за люди жили в Африке до эпохи производительного хозяйства, радикально преобразившего человеческий ландшафт континента? Если основываться на теперешнем африканском разнообразии, то искать ответ на этот вопрос очень и очень непросто. Здесь во введении я рассказал, как Лука Кавалли-Сфорца в 1960 году поставил на то, что по генетической изменчивости сегодняшнего населения можно реконструировать далекую историю популяций31. Но это пари он проиграл, потому что, как выяснилось из исследований древней ДНК, миграции и вымирания популяций были обычнейшим явлением, так что в подавляющем большинстве случаев даже с помощью самой изощренной статистики невозможно по современной канве восстановить картину прошлых демографических событий.
Думаю, читателя не удивит путь, позволивший преодолеть эту преграду. Этот путь – изучение полногеномных данных по древней ДНК в совокупности с данными по нынешним изолированным группам африканцев. Изолированным и в культурном, и в генетическом отношении. К ним относятся, в частности, пигмеи Центральной Африки, бушмены с южной оконечности Африки и хадза из Танзании – всё это носители “щелкающих” языков, кардинально отличающихся от окружающих их языков банту. По генетике группы со щелкающими языками тоже представляют четкий отдельный кластер. Некоторые из этих популяций содержат линии наследия, даже близко несхожие с наследием их соседей, то есть давно с ними разошедшиеся. Мы можем взять генетические данные по этим популяциям и по результатам сравнения постараться вывести события, находящиеся за пределами того, что доступно при анализе ДНК африканских популяций.
До недавнего времени было чрезвычайно трудно добыть древнюю ДНК из образцов с большинства африканских территорий. Дело в африканском климате, влажном и жарком, – в таких условиях ДНК очень быстро разрушается. Но в 2015 году революция древней ДНК докатилась наконец и до Африки: тут помогло увеличение эффективности методов выделения ДНК, а также открытие, что в некоторых костях ДНК сохраняется существенно лучше, чем в других.
Самый первый африканский образец, из которого удалось выделить пригодную для прочтения ДНК, поступил из высокогорной пещеры в Эфиопии, где возраст вмещающих скелетные остатки слоев составлял 45 столетий32. Этот древний индивид оказался родственен одной из сегодняшних эфиопских групп, ари, притом что с другими эфиопскими группами его генетическое родство заметно меньше. В сегодняшней Эфиопии жизнь людей подчиняется правилам изощренной кастовой системы, в рамках которой практикуются строгие ограничения браков между людьми с различными традиционными функциями33. Группа ари включает три подгруппы – агрономы, кузнецы и гончары, и все они отличаются по генетике и друг от друга, и от других не-ари34. Так как те 4500-летние останки похожи по генетическим признакам на ари, становится ясно, что все это время особого перемешивания внутри региона не было, а, напротив, сохранялись строгие местные барьеры, затруднявшие свободную циркуляцию генов. Лучшего примера эндогамии я не знаю – даже в Индии, насколько известно, эндогамия уходит не дальше двух тысячелетий в прошлое35.
Сюрпризы древней ДНК на этом не заканчиваются. В 2017 году Понтус Скоглунд работал с образцами 16 индивидов из Африки: останками охотников-собирателей и скотоводов с территории ЮАР с датировками от 21 до 12 столетий назад, а также охотников-собирателей из района Малави возрастом 81 и 25 столетий; вдобавок были еще останки охотников-собирателей, фермеров и скотоводов из Танзании и Кении, живших от 3100 до 400 лет назад 36 . Все они относительно недавние по сравнению с древнейшими евразийскими образцами ДНК, однако и они дают возможность заглянуть в те африканские времена, когда производительное хозяйство еще не трансформировало популяционную структуру Африки.
Неожиданно для нас из анализа древней ДНК проступили контуры популяции-призрака, доминировавшей в восточной части Черной Африки, а затем практически стертой приходом аграриев37. Мы назвали ее “восточноафриканские фуражиры”
[17]: ее наследие целиком вошло в два древних генома охотников-собирателей из Эфиопии и Кении (они имелись в нашей базе данных). Также значительная часть этого наследия обнаружилась у нынешних хадза из Танзании, число которых в настоящее время едва достигает тысячи. Кроме того, выяснилось, что восточноафриканские фуражиры имеют больше родственного с нынешними неафриканцами, чем с любыми сегодняшними группами Черной Африки. Логично предположить, что предки этой популяции-призрака могли существовать во время перехода от среднего к позднему каменному веку, то есть с них могло начаться движение из Африки в Евразию 50 тысяч лет назад. Так что популяция восточноафриканских фуражиров, возможно, играла весьма знаменательную роль в нашей истории.
Сами по себе фуражиры Восточной Африки тоже не были равномерно перемешаны. Мы это знаем потому, что наши данные по восточноафриканским фуражирам разгруппировались в три кластера, представляющих разные субпопуляции. Первая – древние кенийцы и эфиопцы, вторая – древние собиратели Занзибарского архипелага и Малави, а третья – нынешние хадза38. На основе имевшихся данных, рассыпанных по времени и пространству, мы не могли реконструировать время размежевания этих субпопуляций. Но, судя по повсеместному присутствию людей в данном регионе и значительной временной протяженности их существования в одних и тех же местах, было бы неудивительно, если бы различия между субпопуляциями начали формироваться очень давно, десятки тысяч лет назад. Есть и другой пример подобного размежевания. В 2012 году в моей, а также и в других лабораториях изучали популяцию, которую я про себя именовал “южноафриканскими фуражирами”. Эта линия отстоит от восточноафриканских фуражиров настолько же, насколько и любая другая из сегодняшних человеческих групп. Так вот, эти южноафриканские фуражиры подразделяются на две отчетливые субпопуляции, разошедшиеся по крайней мере 20 тысяч лет назад39. В Восточной Африке условия обитания человека не менее разнообразны, чем в Южной, поэтому здесь, наверное, можно ожидать столь же древнего, а может, и более древнего разделения на подгруппы.
