Тем более Андрей не смог бы, даже если бы захотел, объяснить Максиму, почему он сорвался. А сорвался он потому, что отец снова как-то уж очень сильно на него надавил. Сестра Юля, как только вышла замуж, оставалась с отцом в одном помещении только в присутствии мужа. Мама ее всячески поддерживала.
Получалось, что Максим был единственным, на ком можно отыграться, тем более отец прошелся и по его поводу тоже: мол, мы те, кто нас окружает. Человека постоянно, в любой ситуации и при любых обстоятельствах, так или иначе оценивают. И время, когда Андрей выгодно смотрелся на фоне своего друга, давно прошло. Пора обрастать новыми связями, а не мотаться в их старый район, чтобы бездельничать с Максимом.
– Мы те, кто мы есть! Что мы есть, что нам есть и что мы едим!
Максим интенсивно работал челюстями, видимо радуясь примирению. Картошка во внушительных размеров картонной коробке таяла на глазах. Андрей был склонен к полноте, поэтому ничего калорийнее капусты не ел и занимался спортом, как бешеный. Так что о его склонности к полноте никто из окружающих тоже ничего не знал.
– Дамблдор какой-то квелый, ты не замечаешь? – спросил Максим, а затем заметил как бы между прочим самым таким непринужденным голосом, что, пока Андрей там скакал по Англии, он с собакой даже на пробежки ходил.
Пес и вправду растянулся на асфальте с самым печальным видом. Детская площадка выглядела сказочно: в темном, с оранжево-фиолетовой подсветкой небе, как бешеная, лупила луна. Отцветший шиповник блестел в свете фонарей тугими узелочками. Поскрипывали под Максимом металлические детские качели. В глубине темных арок, ведущих в освещенные переулки, таял теплый свет.
При таком освещении яркие цвета всяких детских оздоровительно-развлекательных железяк выглядели неуместно посреди глухого двора-колодца с одиноким окном на одной из окружающих площадку стен. На окне в горшочках всегда росли цветы, что добавляло особенную выразительность этой несусветной эклектике.
Сейчас цветочков было не видно, но Андрей точно знал, что они есть, потому что просидел на этой площадке полжизни.
Мосты уже развели, и на несколько кварталов вокруг не было слышно ни одной машины.
– Жара проклятая, – простонал Максим, покончив с картошкой окончательно.
Тему ссоры оба осторожно обходили, потому разговор не клеился. Максима что-то беспокоило, но Андрей пока не решался спросить.
В конце концов Максим опасливо поинтересовался, как у Андрея прошла поездка, и друг радостно поделился, что просто ужасно. Он ни за что не хотел бы жить в Англии.
Когда они закончили увлеченно ругать Лондон и все его окрестности, беседа логически подошла к встречному вопросу со стороны Андрея.
Стоило ему поинтересоваться, как прошла эта неделя у Максима, того прорвало так, что даже лабрадор немного оживился от его жестикуляции. Так Андрей узнал о бедной обманутой Полине.
Глава шестая
#страшноизвестнаякартина
Максим прекрасно понимал, что заврался окончательно, хуже того, он продолжал врать. С появлением Андрея дела пошли, казалось бы, лучше, но выхода из сложившейся ситуации Максим все равно не видел.
Теперь вокруг Полины вертелось сразу два Андрея – один поддельный, он же Максим, другой – заочно, через Максима – реальный Андрей, а кроме того, один реальный Максим, якобы уехавший в командировку, который постоянно интересовался, как у Полины обстоят дела с Андреем.
Все свободное от переписки с Полиной время Максим проводил, гуляя с ней же по городу.
Андрей, конечно, очень помогал, но явно недооценивал гнусность их положения. Он все больше посмеивался, а то, что Максим из всех русских личных имен выбрал себе именно его имя, ужасно льстило самолюбию.
Выходило, что Полина теперь присутствовала в жизни Максима почти что круглосуточно, но при этом знать ничего не знала про его мучения.
В какой-то момент Максим стал бояться, не посадят ли его в тюрьму, если обман раскроется. Андрей успокаивал: скорее всего, нет, разве что в психушку. Максим кисло улыбался в ответ и думал, что жизнь и правда состоит только из лжи.
– Ты не заболел? – обеспокоенно спросила бабушка.
Погруженный в свои страдания, Максим чуть не подавился.
Бабушка заметила ему, что он стал хуже есть. Максим удрученно развел руками и отрезал себе еще колбаски. Но кивнул: мол, да, он сам это тоже заметил.
– И псина плохо ест, – добавила бабушка, – видно, от жары. Говорю же, сидите тут в городе, в духоте. Поехали бы с Андрюшей на дачу, на свежий воздух, речка – всего полтора километра по дороге. Окреп бы немного, а то совсем, как глист.
Тут бабушка снова вспомнила, что Максим, по ее мнению, стал плохо есть.
– Ой, бабушка, – Максим горестно подпер ладонью щеку, – ну какая дача, какая дача, а? Тут такие дела творятся, ужас же просто.
– Какой такой ужас, господи?
– Натуральный такой ужас. Самый ужасный.
* * *
– Ну у тебя же были девушки? – в который раз спрашивал Максим, увлеченно роясь в шкафу у Андрея. – Это у тебя что? Это что, декольте?
– Это пуловер с открытым воротом, дай сюда. – Андрей злился от смущения. – Ну предположим, были. Но не такие.
– Это какие-такие не такие?
– Эта твоя – чумная какая-то.
Максим оскорбился. Полина была совсем не чумная, а, можно сказать, лучшей из всех, кого он в жизни знал.
– И на фотках она не больно-то красивая, – добавил Андрей.
– Да Полина просто фотки не обрабатывает, потому что жизнь не отфотошопишь! – встал на защиту чести Полины Максим.
– Это она так сказала? – фыркнул Андрей. – Ну видишь, у нее типа принципы. И чувство юмора, и все такое. Расскажи ей все уже скорее, и дело с концом. Скажи, что пошутил. Или прикинься идиотом: мол, ты теперь страдаешь, что на нервах выдал себя за меня, она тебя пожалеет. Хотя тебе и притворяться не придется, – добавил он, глядя, как Максим пытается втиснуться в одну из его рубашек, рукава которой были ему, мягко говоря, узки. – Да не застегнется она на твоем пузе, видно же, не порти вещь.
– А мне и не надо, чтобы застегивалась, – буркнул, тяжело переводя дыхание, Максим. – Мне надо, чтобы, ну знаешь, на футболку ее, чтобы не думать, заправлять ее или нет.
– Кого заправлять? Ты тупой?
– Да футболку в джинсы, заправлять или нет. А, черт, ладно. Забирай свою рубашку обратно, подавись.
Рубашка была красивая. На нагрудном кармашке вышит маленький крокодил.
* * *
Как Андрей мог сказать, что Полина не слишком красивая! Максим правда не понимал. Она была невозможно, нечеловечески красива. Слов таких в Максимовом лексиконе не было, чтобы даже примерно описать, как она выглядела и что собой представляла. Разве что словами поэта Таганова, да и то не совсем точно.
