Он видел, что она очень хочет верить ему. Она присела, и он, наклонившись к ней, сказал совсем другим тоном:
— У меня очень плохой день сегодня. Я узнал новость, она меня очень огорчила. Мне сообщили, что человек, которому я безоглядно верил, оказался не тем, за кого себя выдавал. Простите, если я заставил вас страдать.
— Мне жаль, что вы так огорчены. Это действительно самое ужасное, когда тебя предают близкие люди.
— Откуда вам это известно?
— Со мной было так однажды, и я никогда не смогу забыть этого.
— Да, вы правы. Разочарование очень больно ранит. Но давайте не будем говорить об этом.
— Тогда о чем же? — спросила Ванда.
— О вас.
— Но мы все время говорили обо мне. Это скучно. Расскажите мне лучше о России.
— Что вы хотите знать? Намерения России в отношении Польши? — В его голосе отчетливо слышалась злость.
Ванда кротко вздохнула.
— Мне кажется, не стоит продолжать. Как вы думаете, карета уже ждет меня? Может быть, позвонить или спросить кого-нибудь?
— Да, сейчас. Когда я снова вас увижу?
— Вы хотите увидеть меня после сегодняшней встречи?
— А что произошло сегодня?
— Я не могу сказать определенно. Просто… все не так. Разве вы не почувствовали этого? Мы словно сердиты друг на друга. Вчера — по-другому. Я думала, что могу считать вас своим другом. Конечно, это было самонадеянно с моей стороны…
— Вы и были моим другом вчера, — согласился Ричард.
— А сегодня?
— И сегодня тоже, — торопливо, но неуверенно сказал он.
Ванда безнадежно развела руками.
— Вы чем-то очень расстроены. А поскольку я не знаю чем, я не могу вам помочь. Может быть, все уладится, когда мы встретимся в следующий раз?
— Когда это будет? — нетерпеливо спросил Ричард.
— Я приду, когда вы позовете меня.
— Потому что вы хотите этого или считаете, что так нужно сделать?
Ричард не мог не задать этого вопроса.
— Потому что я хочу вновь увидеть вас, — быстро и прямо ответила Ванда. — Пожалуйста, поверьте. Вы должны поверить.
Ее синие глаза были полны искренности. Казалось, между Ричардом и Вандой вновь было полное понимание, как и в предыдущий вечер.
— А вы уверены, что захотели бы увидеть меня, окажись я не тем, кем вы думаете?
— О, даже больше, чем прежде, — прошептала она.
Внезапно она наклонилась к нему.
— Вчера мне казалось, что наша встреча значила очень много. Но потом я вспомнила, кто вы, и стала молить Бога, чтобы вы оказались обычным человеком, таким как я, просто тем, с кем можно быть откровенной и кто может быть тебе другом.
— Окажись я таким, вы даже не взглянули бы в мою сторону, — усмехнулся Ричард.
— Мне кажется, это было предопределено. Мы должны были встретиться. Неужели вы не чувствуете этого?
— Мне бы очень хотелось верить в это. Вчера я был благодарен судьбе за сломанный веер. Сегодня такой уверенности нет.
Она вспыхнула и отвернулась.
— В одном вы можете быть твердо уверены: я бы хотела видеть вас вновь, говорить с вами и находиться рядом, если бы вы были самым обыкновенным человеком.
Ричарду так хотелось открыть ей правду, сорвать маску с лица. Но затем он рассмеялся над собой, подумав, что снова дал себя обмануть, как и прежде.
— Я весьма польщен, — сухо сказал он. Она поднялась.
— Доброй ночи, — пожелала Ванда, и он знал, что она вспоминает их вчерашнее прощание. Он хотел поцеловать ее, но что-то удержало его. Вчера их поцелуй был прекрасным обоюдным выражением счастья и радости, захлестнувших их. Сегодня не было ни счастья, ни радости.
Он взял ее руки в свои и поцеловал сначала одну, потом другую.
— Доброй ночи, Ванда, и простите меня.
— За что?
— Я испортил наш вечер. Это моя вина: я ничего не мог с собой поделать!
— Пожалуйста, не огорчайтесь. Я постараюсь понять. Что еще можно сказать в таком случае?
— Ничего, — грустно согласился Ричард.
— Тогда доброй ночи.
Она направилась к двери и хотела ее открыть, но услышала голос Ричарда:
— Ванда!
Она обернулась, и он бросился к ней, забыв подозрения, тревоги, страхи. Она была рядом, в его объятиях. Он целовал с отчаянием человека, который минуту назад мог потерять ее навсегда.
Он снова и снова повторял ее имя. Вдруг Ванда всхлипнула и вырвалась из его объятий. Ричард слышал ее шаги на лестнице, но не посмел бежать за ней.
Еще какое-то время он смотрел на место, где она только что сидела, чувствуя свежий аромат ее, и постепенно его волнение проходило.
Успокоившись, он посмотрел на себя в зеркало и цинично рассмеялся. Затем взял шляпу, плащ и направился к панели в стене, что вела на потайную лестницу.
ГЛАВА VIII
У барона Хагера была неприятная, раздражающая привычка: постукивать моноклем по ладони.
— Мне очень жаль, ваше высочество, но больше нет новостей, — угрюмо доложил барон.
Князь Меттерних швырнул плотно исписанные листы бумаги — его доклад — на стол.
— Больше ничего! — воскликнул он. — Тут вообще ничего нет. Не могу поверить, что императора устраивает такой вздор!
— Его величество не высказал неудовлетворения, — возразил Хагер.
Его усталые, глубоко посаженные глаза остановились на князе.
Оба замолчали, думая об одном и том же. Император Франц был прост и непритязателен, к тому же очень любопытен, поэтому донесения такого рода вполне устраивали его и даже доставляли удовольствие своими деталями.
— И мы платим за эту чепуху? Нет, только послушайте: «Сегодня утром король Пруссии навестил эрцгерцога Чарльза. Вечером он вышел в гражданской одежде и большой шляпе, надвинутой на глаза. Он не вернулся в десять часов вечера!» Это, конечно, самое важное! Интересно, кто из мошенников поставляет вам эту ерунду? А может, вы ее находите, прилежно копаясь каждое утро в корзинах для бумаг?
Барон Хагер просто пожал плечами, не обратив внимания на сарказм князя.
— Какая же трагедия для вас, дорогой барон, — язвительно продолжал Меттерних, — узнать, что лорд Каслри приказал сжигать все содержимое корзин для бумаг в английском посольстве!
— Да, такой приказ был отдан. Его выполняют две горничные. Одной из них платим мы.
— Превосходно! Значит, скоро у нас будет еще больше подобных донесений о передвижениях наших гостей!
