Ей казалось, что время остановилось. Появились артисты балета в цыганских костюмах, и публика пришла в восторг от их экзотических страстных танцев. Ванда видела, как Александр аплодировал им, а рядом с ним стояла княгиня Багратион. На сей раз ее главным украшением была диадема из роз, а не из драгоценных камней, как у остальных дам, и это делало ее неотразимо прекрасной.
Девушка не могла больше выносить этого зрелища. Царь не интересовался ею, даже не смотрел на нее, и на душе стало тяжело. В отчаянии Ванда отвернулась от танцоров и направилась в конец зала, вдали от ярко освещенной сцены, в ту сторону, где были небольшие ниши, украшенные цветами. Там при желании можно было уединиться, никого не видеть.
Ванда чувствовала себя несчастной и опустошенной, ей просто было необходимо успокоиться и побыть одной.
Казалось, никто не заметил ее ухода, все были поглощены зажигательным вихрем танца. Взявшись за занавес ниши, она задержалась на мгновение и обернулась, ко царя уже не было. Внезапно она почувствовала, как кто-то схватил ее за руку и резко втянул в нишу. Она испуганно вскрикнула, Занавес упал, и Ванда очутилась в темноте.
Остро пахло только что погашенными свечами, но когда сильные пальцы сдавили ее запястье, она перестала бояться. Она знала, кто рядом с ней находится.
— Пожалуйста, тише, — послышался его голос. — Я думаю, вы не хотите, чтобы вас пришли спасать.
— Значит, вы видели меня!
— Я смотрел на вас целый вечер, — ответил он.
— Это неправда… Но как я рада, что вы не забыли меня!
— Неужели вы думали, что я смогу забыть?!
— Я так надеялась, так мечтала получить хоть какое-нибудь известие от вас… О дорогой, я не должна говорить вам этого, но я не хочу притворяться!
— Мне бы тоже не хотелось, — ответил он. — До чего глупо мы вели себя в последний раз!
— Давайте не будем об этом вспоминать, — попросила Ванда.
Он был совсем рядом, но не прикасался к ней. Когда глаза привыкли к темноте, Ванда могла видеть его неясный силуэт, очертания его широких плеч, гордую посадку головы. Они молчали и только чувствовали прерывистое дыхание друг друга.
— Вы чудесно выглядите, — хрипло сказал он.
— Я хотела так выглядеть!
— Для меня?
— Вы же знаете.
В ответ ей послышался звук, похожий на стон.
— Дорогая моя, вы сводите меня с ума! Куда бы я ни шел, я ловлю себя на мысли о том, что повсюду ищу вас. Хочу видеть ваше милое лицо, ваши глаза цвета синего неба над Англией, ваши губы. Вы помните наш последний поцелуй? Почему вы так поспешно покинули меня?
Ванда крепко стиснула пальцы.
— Все было не так в тот вечер. Вы сердились на меня или были раздражены. Я не знаю, что это было, но я слышала ваш голос и не понимала, что с вами происходит.
— Да, я знаю… Я старался возненавидеть вас, но не смог.
— Возненавидеть меня? Но… за что?! — изумилась Ванда.
— Сейчас я не могу объяснить: мне пора идти, нам нельзя оставаться здесь.
— Вы должны вернуться к своим гостям… Я понимаю.
— Правда?! О Ванда, мне хотелось бы так много сказать вам, но… я не имею права!
В его голосе звучало отчаяние, и она не могла понять его. Он обнял ее, но не посмел поцеловать. Он прижался щекой к ее щеке, и, хотя Ванда была счастлива, что они опять рядом, она почувствовала, что он очень страдает.
— Что случилось? Пожалуйста, скажите мне! — умоляла она.
— Я не могу… Не говорите ничего сейчас. Если бы вы знали, что это значит — вот так обнимать вас! Как долго я мечтал об этом! Сам не знаю, что произошло со мной, но я не могу не думать о вас. Ванда!.. Девочка моя любимая!
Он сжал ее в объятиях, его губы искали ее. Впервые она ответила на его поцелуй и почувствовала, как восторг переполняет ее, как неведомое раньше желание загорается в ней.
Он еще крепче обнял ее, и его поцелуи стали более страстными, ненасытными…
— Ванда, Ванда! — исступленно повторял он ее имя, Любовь переполняла их.
Рядом раздались голоса, звуки шагов, оркестр заиграл мазурку.
— Я должен идти.
Было невыносимо трудно оторваться от нее, но остаться было сумасшествием. Он еще раз поцеловал ее на прощание, быстро и страстно.
— Возвращайтесь в зал. Я уйду другим путем.
— Я увижу вас еще?
— Скоро, очень скоро, я обещаю.
Она послушно прижалась к нему на мгновение, а затем приподняла занавеску и вошла в залитый светом зал. Ричард какое-то время оставался в темноте, затем повернулся, чтобы выйти через дверь. Но вдруг раздался голос:
— Очень трогательно. Надеюсь, царя не будет в зале, когда она вернется, иначе ему это не понравится.
— Екатерина! — воскликнул Ричард.
— Да, Екатерина, — подтвердила она с усмешкой.
— Как долго вы были здесь?
— Достаточно долго. Я видела, как вы заспешили сюда, и пошла за вами.
— Надеюсь, не напрасно…
— Я была в восторге! Ведь вы всегда говорили, что ненавидите интриги.
— Да, особенно когда мне их навязывают.
— Ну что ж, теперь, по крайней мере, ясно, что маскарад пришелся вам по душе!
— А это, если позволите так выразиться, мое личное дело, — ответил Ричард.
— В самом деле? — Даже в темноте он чувствовал, что она улыбается. — А я полагала, это касается и меня.
— Послушайте, Екатерина, — раздраженно сказал Ричард. — Очень жаль, что вы все видели и слышали, и я понимаю, что выгляжу не лучшим образом. Однако я не виноват в том, что царя устраивает этот маскарад и он сам попросил меня об этом.
— Она очень хороша, эта новая шпионка Меттерниха, — едко усмехнулась Екатерина. — Но кого же она любит — вас или царя, от которого ей нужна информация?
— Давайте не будем обсуждать это.
— Ах, как официально.
Екатерина вплотную подошла к нему. Он чувствовал, что она стоит рядом, ощущал запах ее духов, запах роз, который был неотделим от нее.
— Ричард, вы все еще сердитесь на меня? — нежно спросила она. — Я не виновата в том, что она агент Меттерниха. Да, я узнала об этом. А вы предпочли бы остаться в неведении? Не понимаю, почему вы сердитесь: ведь единственное, что я делаю, — это люблю вас.
Теперь она была совсем рядом и ее голос дрожал.
— Мне очень жаль, Екатерина, — быстро сказал он, — но вы знаете, как я отношусь к этой интриге. Она выводит меня из себя, и я бы не хотел иметь никакого дела.
— И вместе с тем вы, похоже, не очень сердитесь на графиню — ту женщину, которая готова целовать вас лишь как царя! Почему бы не поцеловать того, кто любит просто потому, что вы — это вы?
