– Еще как. Видели бы вы, как он виски хлещет! Я таких пьянчуг в жизни не встречал.
– Кстати, кто тот пожилой мужчина на огороде за домом Уолла?
– А, вы, верно, о полоумном Дике. Он думает, будто кто-то подбросил на его грядки червей и всевозможных вредителей, чтобы помешать ему получать призы на выставках. Дик Поттингер. Бедняга потерял жену прошлым летом и немного повредился в уме. Остался один, и это не пошло ему на пользу.
Старик – еще более древний, чем тот, что недавно скрылся за дверью деревенского паба, – показался на пороге соседнего домика и засеменил в сторону «Человека смертного» за вечерней кружкой пива. Пышная белая борода полностью скрывала его лицо. Впрочем, на ногах он держался тверже своего предшественника, двигался проворнее и, похоже, спешил поскорее добраться до цели.
– Эй, дед, если будешь так гнать, то на обратном пути повстречаешь самого себя! – крикнул ему один из праздных увальней.
Но старик был так поглощен целью своего путешествия, что оставил без внимания слова зубоскала. Властная невестка держала его под каблуком. Ему разрешили отлучиться из дому всего на полчаса. Дрожа от нетерпения, он нырнул в темную дверь «Человека смертного».
Литтлджон последовал за ним.
Глава 6. «Человек смертный»
Что здесь за сброд мужланов расшумелся…
Ну что ж, я буду зрителем у них,
При случае, быть может, и актером!
[36]
Появления Литтлджона в зале почти не заметили, поскольку развлечение уже началось. Кое у кого из завсегдатаев «Человека смертного» вошло в обычай каждый вечер подтрунивать над двумя старейшими жителями Столдена, когда те приходили в паб пропустить по кружке на сон грядущий. Детектив вошел в самый разгар потехи.
Тот древний старец, что слегка опередил Литтлджона, как раз обрушился на своего противника, немощного старика с длинной бородой, которого инспектор повстречал немного раньше тем же вечером.
– И кто тебе сказал, Бен Билз, будто мои кишки уже не так хороши? Ты это выдумал, чтобы меня очернить. Кишки у меня в полном порядке, и получше твоих, хотя я старше тебя на десять лет, – визгливо прошамкал он беззубым ртом сквозь пышную, как пена, белую бороду.
– Да я только сказал, что твоя Мэри говорила моей Джейн, будто кишки у тебя пошаливают.
– Задумал меня опозорить? Болтаешь у меня за спиной, Бен Билз. Ты просто завидуешь мне, вот и все.
– Нет же, Сэм. Вовсе нет.
Тот, что постарше, воинственно выставил вперед кудрявую пенную бороду, отчего она едва не коснулась грязно-белой бороды его противника. Старики неловко качнулись навстречу друг другу, словно собрались станцевать какую-то странную польку, танец двух слабоумных.
– Кто из нас двоих старше? – продребезжал Сэм Мидз.
– Ты, Сэм, ты, – неохотно пробормотал Бен.
– Тогда нечего спорить, – с торжеством прошипел победитель.
– Ну хватит, довольно, – пробурчал темноволосый верзила, который тихо выпивал в уголке. Для полного сходства с Долговязым Джоном Сильвером
[37] ему недоставало только деревянной ноги да повязки на глазу.
В Столдене поговаривали, будто в ежевечерних молитвах к Создателю Бен Билз просил ускорить кончину своего соперника, Сэма Мидза. Бену сравнялось восемьдесят пять, а Сэму – девяносто четыре, но старый Билз давно чувствовал, что его противник цепляется за жизнь из чистого упрямства, из желания непременно обойти его, лишить чести именоваться старейшим жителем города и получать дармовую выпивку, законно причитавшуюся на этом основании. Сэм поклялся пережить своего возможного преемника.
– Нынче эль уже не тот, что прежде, – заявил девяносточетырехлетний старец и опрокинул в себя полпинты. – Я впервые попробовал эль, когда мне было лет десять, Бен тогда еще не родился.
– Откуда тебе знать, Сэм Мидз? – возмутился его противник. Рука его так сильно дрожала от старости и злости, что пиво выплескивалось ему на бороду.
– Ах да, я и забыл. Ты ведь чужак, Бен, не из здешней части Норфолка, – довольно усмехнулся Сэм – собственная острота подняла ему настроение.
– Я здесь живу с юных лет, вот уже семьдесят четыре года! – сварливо вскричал восьмидесятипятилетний.
– Да заглохните вы оба, бога ради, – прорычал Долговязый Джон, местный егерь. – Черт подери, мы приходим сюда, чтобы спокойно посидеть в приятной компании. И что мы получаем? Два слабоумных старых хрыча брюзжат и ругаются по пустякам! Вам в ваши годы надо бы уже набраться ума-разума и показывать пример остальным. Ступайте лучше домой да скажите своим дочерям, чтобы уложили вас в кроватки.
Посетители встретили эту отповедь громким взрывом смеха. Упоминание о дочерях, похоже, напомнило старикам, что отпустили их ненадолго и надо спешить домой к «вечерней поверке». Оба торопливо прошаркали к двери, предоставив другим расплатиться за их выпивку. На ходу они обменивались свирепыми взглядами и, несомненно, собирались продолжить перебранку по пути к дому. Если бы один из них вдруг умер той же ночью, второй очень скоро последовал бы за ним. Соперничество – единственное, что придавало смысл их жизни!
Комическая прелюдия позволила Литтлджону влиться в компанию. Он смеялся вместе со всеми, и это сломало барьер, что обычно отделяет чужака от местных. В тот вечер он стал частью веселого дружелюбного сборища.
Когда старики сошли со сцены, начались разговоры более серьезные. Разумеется, речь зашла об убийстве.
– Кто бы мог подумать, что кому-то захочется прикончить старого Уолла, – произнес маленький, похожий на хорька человечек и вытер с усов пивную пену тыльной стороной ладони.
– А почему нет? – воинственно проревел Долговязый Джон. – Он ведь знал всех и каждого в нашей округе, да и все секреты, верно? Кто-то рассказал ему слишком много: может, думал, что скоро умрет, или что-то в этом роде, – а потом опомнился и пожалел.
– Да ладно тебе, – усмехнулся Хорек. – Какие могут быть секреты у народишка в наших краях? Так, пустяки.
– Правильно, – проронил рослый тощий мужчина, чье унылое, сумрачное лицо казалось высеченным из гранита.
– Уверен, у каждого из вас найдется свой секрет. Вы скорее убьете, чем допустите, чтобы о нем прознала ваша жена, дети, пастор или соседи. И вот, положим, вы решили, будто скоро отойдете в лучший мир, а перед вами славный, добрый, свой в доску доктор. Вы рассказываете ему о своих грехах, точно священнику, чтобы облегчить напоследок совесть. А потом вдруг вам становится лучше, смекаете? И что вы тогда почувствуете?
