– Да, инспектор. Бетти Кокейн, молодая женщина двадцати восьми лет (я крестил ее, поэтому знаю точно), – приемная дочь мисс Мартлетт, ее тети, что умерла в прошлом году. Мисс Мартлетт удочерила девочку, когда ее родители погибли при крушении поезда во Франции. Они поехали туда отдыхать, а жили здесь. К несчастью, ребенок остался без единого пенни. Мать Бетти, урожденная Мартлетт, унаследовала от родителей приличное состояние. Все средства она вложила в предприятие мужа, однако из-за неумелого управления оно обанкротилось и последние деньги ушли на оплату долгов покойного. Вторая сестра благополучно избежала этой участи, и, когда в прошлом году ее не стало, племяннице и приемной дочери досталось около тридцати тысяч фунтов. Мне известно и это, поскольку мисс Мартлетт назначила меня своим душеприказчиком.
Литтлджон отметил, что едва ли какое-то событие в жизни прихожан местной церкви обошло стороной старого священника.
– Когда Бетти было пятнадцать лет, она серьезно заболела. У нее начали отниматься ноги, и местные врачи оказались беспомощны. В отчаянии мисс Мартлетт обратилась к Натаниелу Уоллу. Он обнаружил, что, когда девочка пыталась завести машину тети, у нее сместился один из позвонков, произошло сдавливание спинномозгового канала. Натаниел вернул позвонок на место. Это лишь пример того, что всегда делали Уоллы. После того случая он очень привязался к юной Бетти. Думаю, в действительности он охотно удочерил бы ее тогда, если бы тетя согласилась. В общем, он опекал ее как отец, а она боготворила его.
– А теперь Бетти Кокейн помолвлена с одним из местных жителей, как я слышал.
– Да, с Чарлзом Райдером. Он живет в последнем коттедже, на окраине. Дом красивый, совсем не похож на деревенский. Судя по всему, Райдер – человек состоятельный. Ему понравились местные окрестности, и он решил тут обосноваться. Он с нами уже десять лет, хотя никогда не заходит в церковь, не интересуется жизнью деревни. Впрочем, Райдер замкнутый человек. За все десять лет, что он живет здесь, я почти ничего не слышал о нем – ни новостей, ни сплетен. Говорят, Райдер писатель. Я не встречал его книг, вроде бы он сочиняет романы под псевдонимом. Выглядит немного театрально, бородка клином, но никто не может сказать о нем ничего плохого, хотя бедный мистер Уолл ужасно расстроился, когда Бетти Кокейн месяц назад сообщила о своей помолвке. Заявил, что Райдер охотится за ее деньгами, что у него внезапно пробудился интерес к девушке, когда та унаследовала состояние тети. Мне кажется, он говорил об этом с Бетти, но вы ведь знаете, что такое влюбленные. Разумеется, они обожают друг друга…
Пожилой пастор испытующе посмотрел на Литтлджона.
– Вы не подозреваете этих молодых людей в преступлении? Уверяю вас, инспектор, ни один из них не мог даже помыслить о подобном. Мистер Райдер всегда восхищался Натаниелом и прилюдно говорил, что надеется узнать старика получше, когда женится на Бетти.
– А разве мистер Уолл не испытывал неприязни к Райдеру, прежде чем речь зашла о помолвке?
– Этого я не знаю, но, уверен, Нат сказал бы мне. Он часто открывал мне душу, как и полагается доброму христианину. По-моему, он был равнодушен к мистеру Райдеру.
Литтлджон понял, что отнял у преподобного слишком много времени, и поднялся, чтобы попрощаться. Если не брать во внимание деловую сторону, беседа получилась полезной. Безмятежное спокойствие и умиротворение, исходившие от пожилого священника, невольно передавались тем, кому выпала честь оказаться в его обществе. Жителям Столдена действительно повезло, что такой человек поселился в деревне. Несомненно, с самого начала, когда Торп только принял духовный сан и появился здесь еще молодым священником, новичком в епархии, он уже точно знал, чего хочет, и стремился к этому.
– Приходите еще, инспектор. Если я чем-то смогу помочь, то охотно сделаю все возможное, а если от меня мало пользы в деле, что вы расследуете, приходите как друг в любое время, когда у вас выдастся свободная минутка.
– Я непременно навещу вас, сэр. Благодарю за помощь и участие.
– Теперь мне и самому пора идти, инспектор, – произнес пастор. – Я должен заглянуть к одной очень старой и воинственной даме, занести ей бутылочку моего портвейна. Иначе я пригласил бы вас пообедать. Если вы остановились в деревне, то жду вас в церкви в следующее воскресенье. Впрочем, вы знаете.
Литтлджон знал.
Глава 8. Коронер
Я так буду рычать, что у вас сердце радоваться будет.
Я так буду рычать, что сам герцог обязательно скажет:
«А ну-ка пусть еще порычит, пусть еще порычит!»
[41]
Вечером накануне дознания констебль Меллалью щедро смазал ботинки жиром. Они так отчаянно скрипели, что, когда он явился на слушание в прошлый раз, над ним потешалась вся деревня.
– Благодарю вас, констебль, – проговорил тогда коронер после появления Меллалью на месте свидетеля. – Спасибо, и в следующий раз, хм, проследите, чтобы вашим ботинкам воздали по заслугам… – При этих словах зал суда буквально взорвался хохотом.
Мистер Тимоти Шируотер любил отпустить язвительную шутку в чей-нибудь адрес, и если мог ввернуть такое на дознании по делу мелкой рыбешки вроде стыдливого работника фермы, отца четверых детей, который обрюхатил молочницу и, вместо того чтобы держать ответ, бросился в резервуар с молоком, к ужасу покупателей… если мистер Шируотер мог выкинуть такое тогда, что же он устроит на важном завтрашнем слушании?
Эта навязчивая мысль не раз приходила в голову Меллалью, в итоге он принялся прилежно смазывать свои ботинки одиннадцатого размера костяным маслом, пока скрип не заглох окончательно.
– Я не возражаю, когда Шируотер потешается над другими, но издеваться над парнем, что лишь исполняет свой долг и вовсе не обязан наряжаться франтом и щеголять в лайке или лаковой коже, это уж чересчур, – пожаловался он жене.
– Так не изображай дурака опять. Не позорь меня и детей на глазах у деревни. – Вот и все утешение, что получил констебль от властной супруги.
– Лучше бы он так не кричал. Стоит ему начать речь, его слышно аж в соседней деревне, – пробурчал Меллалью. На сей раз он обращался к надетому на кулак ботинку.
У мистера Шируотера был хороший голос, и он умело этим пользовался. На дознаниях он грозно рыкал, словно лев в джунглях. Его всегда короткие слушания проходили гладко, а на всякого, кто с умыслом или без умысла пытался затянуть их, коронер обрушивался во всю силу своих легких и выплескивал на голову несчастного неисчерпаемый запас сарказма. Это был крупный мужчина с густой черной бородой и могучими, как у быка, плечами, человек блестящего ума. В свое время он считался лучшим адвокатом в Олстеде. Шируотер так рьяно защищал правонарушителей, что наводил ужас не только на собственных клиентов, но и на остальных законников, включая судей. Наконец какому-то прозорливому местному чиновнику пришла в голову счастливая мысль назначить мистера Шируотера коронером графства и тем прийти на выручку суду магистратов Олстеда. С тех пор защитником в городском суде выступал более миролюбивый коллега Шируотера, а тот располагал теперь собственным судом, где мог бушевать вдоволь.
