– Спасибо, мистер Райдер. Этого достаточно. Разумеется, я проверю ваши слова.
– Я даже могу пересказать вам программу концерта, инспектор, хотя сам не знаю, зачем беру на себя этот труд. Увертюра «Рюи Блаз». Потом «Музыка на воде» Генделя в переложении Харти
[49], вариации «Энигма» Элгара и «Дон Жуан» Штрауса. После «Боже, храни короля» мы выпили по чашке кофе, и около половины одиннадцатого я был уже дома, готовился ко сну.
– И еще один вопрос, мистер Райдер. Вам известна причина, по которой кто-либо мог желать смерти мистеру Уоллу?
– Разве я не говорил, что не интересовался стариком? Откуда мне знать о его делах или о том, как относились к нему люди? В деревне мы редко встречались. А сплетни я не слушаю. Я столкнулся с ним единственный раз, когда он начал вмешиваться в мою жизнь. Тогда мне пришлось поставить его на место. А теперь, если вы закончили, я хотел бы вернуться к работе. Погода вот-вот переменится, а мне еще многое нужно успеть, так что давайте прощаться.
Литтлджон не стал задерживаться и поспешил уйти. Он прошел через кованые ворота в живой изгороди, над которой трудился Райдер, и увидел сад с коротко подстриженными лужайками и безвкусными, кричаще-яркими цветочными клумбами. Прелестное местечко для эдакого неотесанного грубияна.
По дороге в гостиницу детектив заглянул к мисс Кокейн и получил подтверждение алиби Райдера. Вероятно, роль свидетельницы показалась девушке забавной, однако на вопросы инспектора она отвечала искренне, без колебаний, что исключало обман или сговор. И все же, вернувшись в гостиницу, Литтлджон снова воспользовался телефоном. На сей раз он позвонил в Скотленд-Ярд, попросил проверить программу Би-би-си в вечер убийства, подтвердить время трансляции концерта и сообщить обо всем остальном, что могло представлять интерес. Затем отправился в бар за свежей порцией слухов и освежительных напитков перед обедом.
Сапожник Гудчайлд оказался единственным посетителем бара. Он сидел, уткнувшись носом в кружку с пивом, когда вошел детектив.
– Глядите-ка, – пробурчал он. – Все шныряете вокруг да вынюхиваете, инспектор? Уже выяснили, кто это сделал?
– Нет, мистер Гудчайлд. Разгадки преступлений на деревьях не растут. Расследование требует упорной работы.
– Значит, рассматриваете версии, как пишут в газетах. Хотел бы я быть полицейским. Легкая у вас жизнь.
– А я думал то же самое о ремесле сапожника.
– Очко в вашу пользу, сэр. Что ж, все мы считаем, будто у других работа лучше, верно? Взять, например, мистера Райдера, того, с кем вы толковали, когда я шел сюда промочить горло. Вот у кого легкая жизнь, если хотите знать мое мнение. Писатель или что-то вроде того. Прекрасный дом, масса свободного времени, и никаких детей, что только душу выматывают и не дают вам покоя. И в добавление ко всему он еще собирается жениться на девушке с большими деньгами, к тому же красавице. Повезло ему. Славная куколка эта мисс Кокейн. – Гудчайлд плотоядно блеснул глазами и утопил свою печаль в пиве.
– Так это романтическая история? – произнес Литтлджон. – Они давно влюблены?
– Романтическая история, говорите? Да бросьте! Может, она и воображает себя героиней любовного романа, только я в этом сомневаюсь. Мисс Кокейн никогда не выезжала из деревни дальше ближайшего городка, и ей льстит, что ее руки попросил писатель. Впрочем, что он написал, никто не знает, однако в деревне его считают важной птицей. А по мне, так слишком много здесь загадок. В другое время мисс Кокейн даже не взглянула бы на него. Она долго встречалась с сынком сквайра Деверела, надышаться на него не могла, мы все уже думали, что эти двое сыграют свадьбу. А потом молодой Деверел возьми и женись на какой-то хористке, ну и мисс Кокейн уцепилась за Райдера, лишь бы показать, что женитьба Деверела ее ни капельки не волнует. По крайней мере, таково мое мнение, и многие в деревне считают так же. А что до Райдера, он парень ушлый: знает, с какой стороны хлеб маслом намазан, женится на деньгах. Вот кому подфартило.
Мистер Гудчайлд грохнул по столу пустой кружкой и мрачно удалился, бормоча что-то о брачной лотерее, в которой никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
Так вот в чем дело! Конечно, деревенским сплетникам свойственно все преувеличивать, однако Литтлджон легко мог представить, что Райдер выбирал себе богатую невесту умом, а не сердцем. А она, отвергнутая местным молодым человеком, к которому питала нежные чувства, решила сыграть роль мученицы: выйти замуж за какого-то шута, – лишь бы доказать изменнику, что ей дела нет до него с его хористкой.
Род занятий Райдера заинтересовал детектива: писатель, критик, рецензент издательства, – однако никто, похоже, не знал, что он пишет и рецензирует. Свою работу Райдер окружил тайной, даже невеста оставалась в неведении, и тем не менее жители деревни верили ему на слово. Следовало присмотреться к Райдеру внимательнее, даже если ничто не связывало его с убийством.
Походы Райдера на почту могли многое прояснить в данном деле. Литтлджон слышал, что почтмейстерша любит посудачить: стоит ей начать молоть языком – уже не остановишь. Придется выдержать испытание, решил инспектор. Нужно будет после обеда зайти на почту, купить несколько марок и дать излиться новому потоку сплетен.
Смешливая официантка объявила, что обед готов.
– Сегодня у нас свинина. Свинка своя, домашняя, выращена в деревне, сэр, – сообщила она и игриво сверкнула глазами.
– Веди меня, Макдуф
[50], – улыбнулся Литтлджон и последовал за девушкой в столовую.
Глава 14. Почтмейстерша
Так-так. Гляди печально, притворяйся
И строй гримасы за моей спиной.
Перемигнувшись, продолжайте шутку
[51].
Надпись «Столденское почтовое отделение» едва проглядывала сквозь слой белой краски, которой замазали вывеску в интересах государства, когда ожидалось немецкое вторжение. Первое слово трудно разобрать. Ниже были буквы поменьше: «Агата Маллинз. Табак и другие товары». Владелица лавки работала заодно и почтмейстершей в деревне. Если бы с началом войны правительство не потребовало, чтобы все государственные служащие оставались на своих местах, мисс Маллинз сбежала бы из Столдена, но жизнь распорядилась иначе и почтмейстерше пришлось задержаться в деревне, чтобы мужественно терпеть насмешки местных шутников и издевки злопыхателей. Ведь не так давно, весной 1939 года, мисс Маллинз попала в нелепую историю, обернувшуюся настоящей буффонадой.
В июле 1931 года мисс Маллинз посетила Париж и Динар со своим дядей Феликсом Поттсом, членом Королевского географического общества, который зарабатывал на жизнь тем, что летом и осенью возил группы туристов по англоязычным уголкам Европы, а зимой читал лекции о великолепии минувшего сезона каждому, кто был готов слушать и платить. Рассказы его сопровождались просмотром диапозитивов. Париж так ошеломил мисс Маллинз, что ей захотелось самой стать француженкой. Она пыталась даже произносить свою фамилию на французский манер – «Мулен», и втайне завидовала местному полицейскому Меллалью, в чьей искаженной на английский лад фамилии осталось все же больше французского, чем в ее собственной. Когда на деревьях в Столдене начинали распускаться почки, глаза Агаты затуманивались при мысли о парижских бульварах и милых Елисейских Полях. Запах сточных канав или кислой капусты деликатно напоминал ей о тупике Сен-Дидье, где прежде располагался пансион Дидье, – именно там обычно останавливался член Королевского географического общества Феликс Поттс. Мисс Маллинз неизменно предпочитала французский завтрак: домашнего приготовления круассаны и кофе по-французски. Несколько раз она безуспешно пыталась заказать товары по почте в универмаге «Самаритен».
