– Кто последним видел ее в живых – пастор или Хаксли?
– Насколько можно пока судить, это был Хаксли. Я опросил не всех жителей деревни: вчера не хватило времени, – но успел побеседовать со служанкой. Ее зовут Сара Расселл. Приятная женщина лет пятидесяти, примерно того же возраста, что и покойная. Ее взяли в дом еще девочкой из сиротского приюта, и с тех пор она оставалась с семьей. По ее словам, мисс Тидер ушла из дому около десяти часов и обещала вернуться к обеду, примерно в половине первого. Служанка не знала, куда отправилась хозяйка, хотя, похоже, была посвящена во все ее дела. Мисс Тидер обожала поговорить, а Сара была ее единственной собеседницей, ведь жили они вдвоем, так что поток сплетен выплескивался на служанку довольно часто.
– А что насчет денег мисс Тидер, Олдфилд? У нее есть родственники? Она оставила завещание?
– В половине пятого я встречаюсь с ее поверенным Брасси. Его контора здесь, на Хай-стрит, вы могли бы присоединиться ко мне. Потом, если хотите, мы поедем в Хилари, вы осмотрите место преступления и приступите к работе. Я буду постоянно в вашем распоряжении и, конечно, сделаю все, что в моих силах, однако примите мой совет: вам лучше остановиться в Хилари-Магне, в гостинице. Это деревенский паб, но в хороших руках. Говорят, там есть все современные удобства. Вам понравится. «Единорог» – единственная приличная гостиница в Эвингдоне – место беспокойное. В общем, там неплохо, но шоссе близко и ночью слишком шумно – грузовой транспорт грохочет на пути в Лондон. Решайте сами, но я на вашем месте предпочел бы деревню.
Литтлджон выбрал гостиницу «Колокол» в Хилари, и Олдфилд позвонил туда, чтобы заказать номер. Вскоре детективы отправились на встречу с адвокатом.
Мистер Брасси из конторы «Брасси, Ноукс, Худ и Брасси» принял их в большом затхлом кабинете на первом этаже старинного перестроенного дома на главной улице. Такого странного адвоката Литтлджон прежде не встречал. Это был маленький худой аккуратный человечек. Темные волосы, разделенные ровно посередине прямым пробором и тщательно прилизанные, оставляли ощущение неестественности и больше походили на парик. Что-то птичье в выражении его лица придавало ему сходство с бойким, проворным воробьем, который зорко высматривает добычу. Он был в безупречном утреннем костюме, лаковой кожи ботинках и коротких гетрах. На толстой золотой цепочке для часов болталось несколько печатей. Худые беспокойные руки находились в постоянном движении; массивное обручальное кольцо на левом безымянном пальце наводило на мысль, что какая-то властная женщина приковала его к себе узами брака. На самом деле жена Брасси была тихой и запуганной, но это так, к слову. Мистер Брасси взглянул на тяжелые золотые карманные часы с крышкой, затем неспешно, внимательно сверил их с настенными часами, которые сейчас же отозвались звоном, похожим на бой колокола Вестминстерского дворца, будто спешили развеять его сомнения. Адвокат обменялся рукопожатиями с посетителями и жестом пригласил их занять два кресла с отполированными до блеска спинками красного дерева и сиденьями, обитыми волосяной тканью, – как ни пытался Литтлджон устроиться поудобнее, конский волос нещадно колол кожу сквозь брюки.
– Ну, джентльмены, чем я могу быть вам полезен? – спросил мистер Брасси.
К удивлению Литтлджона, голос адвоката оказался неожиданно густым и басистым, что как-то не вязалось с его тщедушной фигурой. Надо признать, мистер Брасси умел произвести впечатление в суде.
Олдфилд объяснил цель их визита. Лицо поверенного приняло строгое, кислое выражение.
– Это совершенно против правил, нужно дождаться похорон. Я пока не вскрывал завещание. Оно хранится в банке, но у меня есть копия, поскольку я сам составлял его для покойной. Однако я всей душой желаю помочь схватить того негодяя, что пошел на это грязное дело, поэтому готов слегка отступить от обычных правил и доказать серьезность своих намерений. Но учтите, дело требует строжайшей конфиденциальности.
Инспекторы заверили адвоката, что ценят его жест, и клятвенно пообещали не разглашать доверенные им сведения частного характера. Мистер Брасси вскочил, словно воробей, готовый взлететь, и дернул за шнур звонка у пустого камина. Где-то в глубине темного дома зазвонил колокольчик. Послышались торопливые мелкие шаги, и в кабинет вошла пожилая дама. Она гордо, с достоинством исполняла роль личного секретаря адвоката.
– Мисс Бакли, принесите мне, пожалуйста, документы мисс Тидер.
– Да, мистер Брасси. – Быстрые нервные шаги удалились по коридору, и вскоре старая дева вернулась с пачкой бумаг.
Мистер Брасси надел очки в массивной черной оправе, развязал пачку, аккуратно свернул кольцом красную тесемку и принялся перебирать документы, издавая восклицания вроде «хм» или «ха», будто силился освежить воспоминания, хотя его отменная память вовсе не нуждалась в подстегивании. Потом он снова тщательно перевязал пачку, снял очки, прочистил горло и заговорил, словно судья, зачитывающий приговор:
– Завещание мисс Тидер довольно простое. Но прежде в качестве небольшого вступления позвольте мне сказать, что покойный Джошуа Тидер, аукционист из нашего города, оставил после себя около двадцати тысяч фунтов и завещал их поровну своим дочерям, чья мать умерла задолго до него. Итак, состояние Тидера отошло его детям, мисс Этель и мисс Марте. Мисс Марта оставила свое имущество сестре, но с одним лишь исключением. Она завещала выплатить после смерти сестры годовую ренту в сто фунтов Саре Расселл, служанке, при условии, что та все еще будет состоять в услужении у мисс Этель Тидер, когда это случится. Иными словами, джентльмены, мисс Марта приняла меры, чтобы Расселл оставалась с ее сестрой, пока та жива. Мисс Марта скончалась два года назад.
Адвокат откашлялся, закрыл глаза, словно целиком погрузился в свои мысли, потом вдруг открыл глаза и продолжил:
– Завещание мисс Этель предусматривает выплату еще ста фунтов годового содержания Саре Расселл. Таким образом, теперь служанка унаследует ежегодную ренту в двести фунтов. Мисс Этель распорядилась также выплатить небольшие суммы – по сто фунтов – местному «Кошачьему приюту», «Собачьему убежищу», Обществу защиты ирландских домашних ослов и Ассоциации молодых христианок. Она завещала сто фунтов управляющему и служащим местного отделения Трентширского банка за их неизменную вежливость – весьма любезный жест, если позволите мне высказать свое мнение. Далее: пять тысяч фунтов отходит Евангелическому союзу за обращение грешников к покаянию – это любимая форма благотворительности мисс Тидер и цель неустанных трудов на протяжении всей жизни. Остальное становится собственностью ее единственного родственника из ныне живущих, преподобного Этелстана Уиньярда, двоюродного брата. Как я понял, он служит миссионером где-то в южных морях. В роли исполнителей завещания выступаю я и Трентширский банк. Думаю, мистер Уиньярд унаследует около двадцати тысяч фунтов, поскольку мисс Этель бережливо расходовала средства. Это все, джентльмены.
– Вы сказали – Уиньярд? – произнес Олдфилд. – Сейчас он проводит отпуск в Англии. Разъезжает с лекциями, собирает деньги для миссии. Уиньярд побывал и в Хилари, останавливался у мисс Тидер на прошлой неделе, по словам Расселл. Его уже известили о смерти родственницы, так что, вероятно, он приедет сегодня. Что ж, очень признателен вам за помощь, мистер Брасси. Мы сохраним в секрете все, что вы нам сообщили, до оглашения завещания.
