Мистер Абсалом Каррадайн, кавалер ордена Британской империи, был ведущим юристом Эвингдона и в известной степени – мастером своего дела. Однако кое-какие обстоятельства настроили его враждебно к деревенским жителям. Несколько лет назад его сын Роджер смело баллотировался в местный совет как кандидат от консерваторов по округу Трентшира, где веками побеждали тори, и полагал, что победа ему обеспечена. Но активная деятельность Каррадайна-старшего в налоговой сфере восстановила против него и его семьи сельских тружеников округа. В итоге избиратели, против обыкновения, проголосовали не так, как ожидалось: поддержали какого-то невзрачного, безликого кандидата от лейбористов, а Роджер провалился с таким треском, что едва не лишился избирательного залога. В довершение несчастья на следующих всеобщих выборах, проходивших через год, возмущенного Роджера оттеснили – предпочли ему нового многообещающего кандидата от консерваторов. Сельские жители округа Эвингдон почти единогласно отправили в отставку прошлого члена парламента, социалиста мистера Смиткинса, и выбрали на его место тори. Абсалом Каррадайн не простил этой наглой выходки и не давал спуску деревенским труженикам, когда встречал их у себя в суде. Он яростно набросился на Исайю Гормли, как только того привели к присяге.
Заседание коронерского суда проходило в местном сельском институте, перестроенном старом десятинном амбаре возле гостиницы «Колокол». Мистер Каррадайн, кавалер ордена Британской империи, восседал на судейском возвышении рядом с секретарем, на столе перед ним стоял большой кувшин с мутной водой. Это был высокий тучный мужчина лет семидесяти, с грубым красноватым лицом, орлиным носом, белыми волосами, седыми усами и суровыми голубыми глазами, сверкавшими сталью сквозь стекла старомодного пенсне в золотой оправе. Присяжные – группа избранных сельских жителей, одетых в лучшие свои костюмы, – сидели под прямым углом к судейской трибуне и неловко ерзали на стульях с гнутыми спинками, испуганные и подавленные важной обязанностью, что неожиданно на них свалилась. Они уже осмотрели тело жертвы, и теперь напускали на себя солидный, значительный вид.
В переполненном зале стояла духота. Дознания в Хилари случались нечасто, и на слушание явились все, кто мог прийти. Стирка, покупки, выпечка и штопка отодвинулись на второй план – большинство женщин в зале поспешили управиться с домашними делами утром, а то и вовсе отложили их на другой день. Уже настала пора жатвы, но множество сезонных рабочих отпросились у хозяев на полдня, оделись понаряднее и набились в зал института. Главные участники дознания – полицейские, мистер Клапледи, Исайя Гормли, мистер Хаксли и еще несколько человек – сидели на длинной скамье лицом к коронеру. Позади них пыхтела, шушукалась, хихикала и обливалась по́том простая публика. Одна женщина из семейства Гормли даже принесла в зал младенца, а когда тот начал жалобно хныкать из-за тесноты и духоты, заткнула ему рот большой соской.
Мистер Каррадайн внимательно изучил лежавшие перед ним документы, поднял голову, воззрился на публику, словно бык, заметивший красный плащ тореадора, и язвительно обратился к залу:
– Это вам не увеселительное представление, я не позволю превращать суд в кино. Еще один звук – и прикажу очистить зал.
Наступила гробовая тишина, слышалось лишь тяжелое дыхание толпы. Потом кто-то уронил зонтик, сконфуженно подобрал его, и слушание началось.
Констебль Харриуинкл, важный, красный от волнения, поведал суду о своей роли в обнаружении тела. Коронер оказал ему самый вежливый прием. Во время избирательной кампании мистера Роджера Каррадайна констебль старался поддерживать порядок на массовых сборищах, и даже пару раз спас кандидата от задиристых буйных молодчиков, следовавших за ним по пятам на протяжении всего предвыборного турне. Мистер Абсалом этого не забыл. Он поблагодарил констебля, чьи показания коротко подтвердили мистер Клапледи и Гормли, а затем пригласил выступить инспектора Олдфилда, который представил суду более подробный отчет о расследовании. Он рассказал, что поспешил в Хилари, как только ему доложили о преступлении. Коронер уже осмотрел место убийства, и слушал свидетеля с особым вниманием, делая пометки в своих записях.
– Тело жертвы успели извлечь из… сливной ямы, когда вы прибыли на место?
– Нет, сэр. Когда Гормли, рабочий, обнаружил труп, поблизости находился пастор Клапледи. Он распорядился, чтобы до нашего прихода ничего не трогали.
– Весьма похвально с его стороны, – сдержанно заметил мистер Каррадайн, намеренно обойдя вниманием роль Гормли. – А что вы можете сказать о положении трупа? Заметили что-либо примечательное?
– Тело лежало вниз лицом в воде, наполнявшей яму примерно на четыре дюйма. Руки раскинуты, словно жертва пыталась избежать падения, хотя женщина была без сознания, когда ее сбросили в яму.
– Все, что касается аутопсии, – дело врача, – резко осадил инспектора коронер. – Сообщите нам, что вы увидели.
Олдфилд невозмутимо продолжил свой рассказ. Он появлялся на судебных заседаниях мистера Каррадайна примерно раз в неделю, и давно привык к подобному обращению.
– Дамская сумочка и зонт лежали под телом. Старомодные часики, приколотые булавкой к груди покойной, остановились на одиннадцати с половиной минутах двенадцатого.
– У нас есть основания предполагать, что это время смерти?
– Вначале мы так и подумали. Как нам удалось установить, мисс Тидер гордилась своими часами и их точностью: каждое утро перед восьмичасовыми «Новостями» проверяла их по радио.
– От кого вы получили эту информацию?
– От Сары Расселл, служанки покойной.
– Она здесь?
Сару Расселл привели к присяге, и она подтвердила свидетельство инспектора. Детектив вернулся к прерванному рассказу:
– Часовщик из Эвингдона осмотрел часы и как специалист вынес заключение, что они остановились, оттого что в механизм проникла вода.
– Он в зале?
Олдфилд со вздохом уступил место Теодору Ли из Эвингдона, который подтвердил его показания. Он держался с таким апломбом, что мистер Каррадайн отчитал его за дерзость и изгнал обиженного часового мастера со свидетельского места.
– У вас остались сомнения относительно времени смерти, инспектор. Почему?
– Вероятно, мое замечание ввело вас в заблуждение, сэр. Могу я объяснить? В действительности часы показывают приблизительное время смерти, но есть основания считать, что после того, как покойную сбросили в яму, и до наступления смерти прошло какое-то время.
– Как такое возможно? – нетерпеливо перебил коронер. – Вы ведь, разумеется, не принимаете в расчет короткий период погружения, необходимый, чтобы жертва захлебнулась?
– Нет, сэр. Но мы полагаем, что в то время, когда тело сбросили в отстойник, там не было воды. Жидкость медленно просочилась в яму позднее, или ее туда слили.
– Что за вздор?
– Рабочий, чистивший яму утром в день преступления, перекрыл слив и тщательно выгреб лопатой скопившиеся отложения со дна отстойника, так что жидкости там не осталось.
