— Потом смотреть на меня ночами. Не стоит, — встает с унитаза и подходит ко мне. — А если серьезно, ты молодец. Троллистый гад, конечно, но молодец. Отец одиночка все делающий своими руками. Это достойно уважения, — вполне серьезно произносит Аня и тяжело вздыхает. — Ладно, там все уже готово, и так задержались, ребенок наверняка хочет есть. Да и чего греха таить, я тоже. Пойдем, будешь восхищаться знакомой едой на новый лад, — разворачивается, и громко стуча каблуками идет к выходу. — Ну идешь?
— Иду.
Глава 12
Иду вслед за Аней, наблюдая весьма приятную глазу картину. Попку в таком платье не видать, но не оценить ноги просто невозможно. Одним словом, хорошенькие ножки, на такие грех не посмотреть, потрогать тоже было бы неплохо. Хотя, если так подумать, я их трогал, когда нес сию мадемуазель до дома. Правда, тогда как-то не до них было, а сейчас очень даже до них, сами на глаза попадаются. Да уж, надо все же присмотреться к Кате. Хотя у той ноги кривые.
— Илья Купидонович, мне кажется или вы рассматриваете мои ноги? — резко останавливается Аня.
— Не кажется.
— А что так? Понравились? — улыбаясь произносит она.
— Для сельской местности сойдет. А вообще у тебя нога немного кривая. Точно, левая косит.
— Это у тебя глаз косит. Жаль исправлять уже поздно.
— Кстати, — хватаю ее за плечо, разворачивая к себе. — Я тебя предупреждал по поводу отчества?
— А я его не коверкала. Ты же Купидонов, значит Купидонович.
— Завтра голой будешь на поле.
— Буду. К тому же я и так собиралась быть там голой.
— Что?
— Каюсь, моя оплошность, я так и не подарила вам ушные палочки. После ужина обязательно это сделаю. Могу даже сама почистить вам уши, Илья Купидонович.
— Папа, ну вы скоро? — в дверях появляется возмущенный Матвей с картошкой в руках.
— Да. Мы уже закончили с твоим папой. Пойдем, именинник.
Что-то слишком много она на себя берет, это было последней мыслью, перед тем как мы присели за стол. Рулетики из баклажан, мясные рулеты, картошка по-деревенски, тюльпаны… Тюльпаны, мать их, из помидор, нафаршированные не пойми чем. Но апогей всему салфетки, сложенные каким-то специальным способом, да чего уж греха таить-красиво. Итого мы имеем: городская лялька умеет готовить и сервировать стол. Не знаю, как она умудрилась сделать все это за полтора часа, но это факт. И помимо всего этого сумела поддержать беседу с ребенком и, черт возьми, втерлась к нему в доверие. Меньше суток! Вот же маленькая стерва, свалит через пару дней, а мне потом сопли и слюни за Матвеем подтирать.
— Илья, вам не нравится еда? Или что-то конкретное? Картофель?
— Картошка она и в Африке картошка. Ничего такого, чтобы восторженно кричать «вау». К тому же, немного суховата.
— А мне нравится, вкусняшка, — тянется за очередной порцией Матвей. — И цветочки вкусные. Попробуй, папа.
— Илья Купидонович, для таких как вы, ну кто любит повлажнее, есть сливочно-чесночный соус, специально мною приготовленный. Вам обмокнуть дольку?
— Я сам обмокну то, что мне нужно, Анна Стрельничиховна.
Несколько секунд и Аня заливается смехом, причем это совсем не девичий кокетливый смех, скорее что-то заразительно-похрюкивающее. А вслед за ней присоединяется и Матвей.
— Стрельничиховна? Почему не Стрельниковна?
— Потому что стрельничиха мне нравится больше.
— Ты очень странный.
— И это говоришь мне ты? Жуй свой рулет и желательно молча.
— А кстати, как вам рулетики из баклажан? Тоже суховаты?
— Я бы сказал слишком влажноваты и с душком.
— Господь с вами, что за душок?
— Еще одно слово, — шепчу ей на ухо. — И я изуродую всю твою имеющуюся обувь, а затем брошу в навоз. — Поняла? — Аня кивает и отворачивается от меня. Демонстративно режет мясо на кусочки и дает его рядом сидящим собакам. — Кормить со стола собак в моем доме запрещено.
— Так мне встать что ли? — обиженно произносит Аня.
— У них есть свои миски и своя еда. Надеюсь, так понятно.
Аня что-то бубнит себе под нос, но прекращает кормить собак, а потом не переставая трещит о чем-то с Матвеем. Да уж, запуганной дурочкой она мне нравилась больше. Осмелела в конец, языкастая мамзель.
— Пап?
— Что?
— Ты съел все тюльпанчики.
— Задумался, вот и съел… машинально.
— А я думала потому что вкусно.
— Вкусно. Спасибо, Аня, за праздничный ужин.
— Пожалуйста.
Встаю из-за стола и выхожу на улицу. И только когда лицо обдало немного прохладным ветерком, понял, что мне безумно хочется курить. Сделать глубокую затяжку и вдохнуть в себя едкий отравляющий дым. Да уж, похерить три с половиной года выдержки только потому что меня задела гламурная девка? Ой, ладно, Купидонов, кого ты обманываешь, никакая она не девка. В кармане брюк вибрирует телефон, а мне совершенно не хочется смотреть кто это. Задницей чувствую, звонок меня не порадует. Смотрю на дисплей и, нехотя, но все же поднимаю трубку.
— Да.
— У нас проблемы. Некоторые запчасти нам уже не вернуть. Причем никак.
— Ты идиот, Саша? Мне плевать куда и кому вы отдали запчасти. Не можешь найти эти, значит найди новые или покупай точно такую же новенькую машину. И не забудь про цвет.
— Какой цвет?
— Ты тупой или совсем мозги пропил? Желтый цвет автомобиля.
— Да это я помню. Но может мы ей другую тачку подгоним?
— Нет, не может. Ищи и возвращай, причем быстрее. В следующий раз звони мне только тогда, когда все будет готово.
Кладу трубку, а у самого руки чешутся дать этому придурку в морду. Ну какой же дебил! Угораздило же заиметь родственные связи с этим недоумком.
— Илья, я уже чай сделала и торт принесла. Матвей хочет его съесть, но сначала надо задуть свечки, — слышу позади голос Ани. — Ты пойдешь?
— Пойду. Ань, стой. Откуда ты умеешь готовить?
— Мама научила.
— Ясно. Ну пойдем.
Хотел бы я сказать какую-нибудь гадость про торт или чай, да и не только, вот только сказать это даже у меня не поворачивался язык. Торт был не только красивым, но и реально вкусным. Только когда взглянул на Матвея, который отложил в сторону долгожданный подарок в виде планшетника, и с упоением стал есть торт, буквально заглядывая Ане в рот, понял, что моя гостья снова меня бесит. Год! Ровно год он вымаливал у меня планшетник. Повелся на уговоры и на тебе. Ладно, Купидонов, это всего лишь недостаток общения с женским полом, вот он и тянется к более красивой обертке, Катя-то малость уступает.
