Потребовалось немало времени, чтобы оба подростка окончательно успокоились.
– Я все чаще вспоминаю те дни, Астра, – тихо произнес Мико, словно боялся, что кто-то начнет подслушивать его речь. – Ребенком, этот мир кажется намного спокойнее. Весной ты радуешься каждой восходящей травинке. Летом с любопытством рассматриваешь причудливых насекомых, что жужжат у тебя перед лицом.
– А потом девять месяцев валяешься в сугробах в ожидании следующей весны, – иронично подметила Астра, уставившись на свои сапоги.
– Я просто хотел сказать… – неуверенно начал Мико, подбирая нужны слова и собираясь с духом, – что рядом с тобой всегда чувствовал себя более счастливым, более свободным, чем вдали от тебя.
От слов юноши к горлу девушки начала подступать волнительная тошнота. Ее ступни стали тяжелее в несколько раз, а в районе подмышек выступила предательская влага.
Астра стеснительно обернулась лицом к Мико, который был всего в нескольких сантиметрах от ее лица.
– И я никогда не забуду тот первый и единственный раз, когда будучи перепуганным мальчишкой, решился на поцелуй. В тот момент весь мир для меня перевернулся.
Сердце Астры ужасно колотилось, перекачивая горячую, как расплавленный свинец, кровь. Кончиком языка девушка увлажнила свои засохшие губы.
Голова Мико невыносимо медленно приближалась к голове Астры. Веки девушки опустились под гнетом переполненных чувств. Всего один миг отделял их пылающие губы от страстного соприкосновения. И вот уже Астра чувствовала его влажное дыхание на своих губах, как грубая рука юноши приятно опустилась на правую изуродованную половину ее лица.
Глаза девушки испуганно раскрылись перед лицом Мико. Она неожиданно подскочила на ноги, стыдливо скрывая в темноте свое лицо.
– Нам с отцом нужно рано вставать, – возбужденно произнесла Астра.
Ее сердце продолжало истошно колотиться.
Мико пару секунд пребывал в полной растерянности, затем протер ладонями свое покрасневшее лицо и ответил Астре с нотками фальшивой уверенности в голосе:
– Да, конечно. Я все понимаю, – произнес Мико, хотя реакцию Астры он ничем объяснить для себя не смог.
Девушка собиралась что-то ответить юноше, но передумала, после чего укуталась плотнее в тень крыльца и пошла к входной двери.
– Астра! – окликнул Мико девушку, которая застыла около дверного полотна, схватившись рукой за ручку. – С первым днем весны тебя.
Девушка некоторое время молчала. Промерзлая металлическая ручка двери начинала больно щипать ее руку.
– И тебя, Мико. И тебя…
Она быстро нырнула в душную жару прогретого дома, сопротивляясь зову собственного сердца.
Мико остался на крыльце и просидел там практически до рассвета. Его взгляд с множеством терзающих вопросов проводил полностью раскрывшуюся в небе луну до самого горизонта.
Глава 15
Цепляясь за образы весны
Первое утро весны Великий Север встречал в ликующей радости, купаясь в нежных, прогретых лучах заботливого солнца. Воздух с каждым часом все гуще заполнялся родительской теплотой, сменяя морозное, колючее присутствие зимы.
Первыми весеннее солнце встретили высокие Могильные горы, жадно впитывая своими заснеженными склонами спускающиеся лучи тепла. Вспотевшие камни облегченно испускали клубы душного пара, а из-под плотной шубы сияющего снега изливались потоки серебряных ручьев. На западе Севера замыкались Парящие горы, ожидая в собственной тени свою порцию прогретых лучей. Дремучий Костный Хребет, соединяющий на севере восточные и западные горы, проведет очередную весну под неизменной толщей мутного льда, продолжая промерзать в бесконечном холоде.
Шебутные грызуны с опаской выглядывали из своих смрадных нор, принюхиваясь к нагретому воздуху. Северные звери начинали выползать из холодной темноты хвойных лесов, чтобы понежиться своими меховыми шкурками на согревающих лучах. Нередко подобные вылазки заканчивались кровавыми стычками и голодными погонями. Часть зверей встречало весеннее солнце умирающими глазами, становясь добычей голодных хищников.
Тридцать первых трясогузок, сверкая своими блестящими черными воротничками, держали в своих крохотных клювиках весну, украденную из жаркого Рауса и заботливо привнесенную в Северные земли. Миниатюрные птички разливались кристаллами пения, гнездясь на тающих крышах общинных домов. Среди северян существовала примета, согласно которой, гнездящаяся трясогузка приносила удачу и благоденствие тому, на чьей крыше дома и поселилась эта певчая птичка.
В шумных общинах Станоки закипало раннее утро, наполненное домашними хлопотами и рутинной работой. Старшее поколение не особо замечало присутствие гуляющей весны в воздухе, тогда как искрящаяся ребятня, напротив, радостно трепетала по оттаивающим улицам. Заспанные торговцы заполняли пустующие с ночи лавки, полагаясь на свою мышечную память, а не на сонное сознание. Пекари зевающее замешивали липкое тесто, щедро присыпая его снежной мукой.
В центре каждой из четырех общин крикливые дети наряжали пугало высотой с человеческий рост, стоящее в заранее приготовленном кострище. Ребятишки тайком таскали из дома предметы старой одежды, затем принимались утеплять ими набитое соломой тело чучела. Прогрызенные мышами меховушки, рваные варежки и рукавицы, льняные рубахи с огромными дырами, облезлые шапки, – в ход шло все, что, в принципе, могло еще сгодиться на будущие зимы.
После захода солнца к центру каждой общины стянутся жители, чтобы предать огню стоящее пугало. Северяне будут громко отпугивать зиму своими яркими песнями. Глядя на горящее пугало, начнут просить у Великого Севера урожайного лета, чтобы их погреба доверху заполнились овощами, а амбары битком забились мешками с крупой. И, несомненно, стоя с горящими свечами, будут желать друг другу теплой дружелюбной весны.
Посреди серых мешков, в просторном амбаре, изящная девушка с пепельными волосами и двумя спускающимися прядями темных волос мечом разила своего брата. Отмытый и вычищенный от многолетней въевшейся грязи, юноша уверенно, но технически слабо, отражал удары своей сестры. Его чистейшие густые серые волосы бликовали в лучах солнца, пробивающихся сквозь небольшие проемы в стенах и крыше. Его бледная кожа постепенно покрывалась румяной после слоя грязи, а холодная, звериная сущность в его туманных глазах все больше уступала обычной человеческой теплоте. Обнаженное тело наконец-то облачилось в некое подобие льняных штанов и висящей рубахи.
Глова билась с юношей уже несколько часов кряду без единой передышки. Ее нательная рубаха эротично прилипала к вспотевшему телу, делая видимыми ее соблазнительные прелести. Глаза Волчонка то и дело отвлекались от стремительных атак на тело своей сестры. Он ощущал своим звериным обонянием ее влажную от пота промежность, чувствовал сладкий, притягательный запах, доносящийся из ее рта. С каждой минутой в паху Волчонка становилось все теснее, а кровь в его жилах прогонялась похотливым кипятком.
