– Обязательно. Только лучше бы я был парой близнецов, – с сожалением сказал Рэндалл.
– Это еще почему? – повернул голову Потбери, уже взявший свои перчатки и направлявшийся к двери.
– А из-за этого драгоценного Хога. У меня теперь к нему счет, и большой. Ну ладно, я пошлю кого-нибудь следить за этой гнидой, а как только освобожусь – разберусь с ним по-свойски.
Вздрогнув, словно ужаленный, Потбери резко повернулся.
– Ничего подобного вы не сделаете, – зловеще посмотрел он на Рэндалла. – Ваше место здесь.
– Да, да, понимаю, но мне хотелось бы иметь его под колпаком. А потом, когда все придет в порядок, я разберусь – кто он такой и что он такое.
– Молодой человек, – медленно, с угрозой в голосе сказал Потбери. – Вы должны обещать мне, что никогда и никоим образом не вступите в отношения с… с упомянутым вами человеком.
Рэндалл посмотрел на кровать.
– Я не могу допустить, чтобы все это сошло ему с рук, – почти выкрикнул он. – Неужели вы не понимаете?
– Во имя… послушайте. Я старше вас и должен бы вроде привыкнуть к глупости и неразумности. И все же ну как еще можно убедить вас, что есть вещи слишком опасные, с которыми лучше не шутить? Ну как я могу взять на себя ответственность за ее, – Потбери указал на Синтию, – выздоровление, если вы намерены совершать поступки, неминуемо ведущие к катастрофе?
– Но… Послушайте, доктор Потбери, я ведь сказал, что буду точно следовать всем вашим указаниям, касающимся ее. Но я не намерен просто так вот простить ему то, что он сделал. Если она умрет… если она умрет, то прости меня, Господи, но я разберу его на кусочки ржавым топором.
На этот раз Потбери немного помедлил, а когда наконец заговорил, то спросил только:
– А если не умрет?
– Если она не умрет, моим главным делом будет находиться здесь, заботиться о ней, но забывать про Хога я ни в коем случае не собираюсь. Такого обещания вы от меня не получите.
– Ладно, на том и порешим – и будем надеяться, что она не умрет. Но позвольте мне сказать вам, молодой человек, – тут Потбери решительно нахлобучил шляпу, – что вы идиот.
И он ушел, негодующе топая ногами.
Некоторое возбуждение, охватившее Рэндалла во время перебранки с Потбери, быстро выветрилось, и его обуяла черная тоска. Делать было ровно нечего, ничто не отвлекало его мозг от жгучей тревоги за Синтию. Следуя совету Потбери, он приподнял немного задние ножки кровати, но на это ушло всего несколько минут, а затем опять наступило выматывающее душу безделье.
Поднимая кровать, он действовал очень осторожно, словно боясь разбудить Синтию, и только на второй ножке сообразил, что разбудить ее – самое страстное его желание. И все равно он не мог делать это шумно и небрежно – такой слабой и беззащитной казалась она сейчас.
Рэндалл поставил стул поближе к кровати, чтобы всегда иметь возможность потрогать руку Синтии, и начал пристально глядеть на нее, выискивая хоть какие-нибудь изменения. Через некоторое время он начал различать, как поднимается и опускается казавшаяся прежде абсолютно неподвижной грудь. Открытие несколько ободрило его, и он провел довольно долгое время за наблюдением – медленный, почти незаметный вдох, затем – гораздо более быстрый выдох…
Лицо Синтии побледнело и устрашающе походило на мертвое, но все равно оставалось прекрасным. Такая хрупкая… и она так в него верила… а теперь он не может ничем ей помочь. Если бы он ее послушал, если бы только он ее послушал, ничего этого не произошло бы. Она боялась, но делала все, о чем он ее просил.
Даже Сыны Птицы не смогли ее испугать.
Господи, да что же я такое говорю? Возьми себя в руки, Эд, – этого не было, все это часть твоего страшного сна. И все равно, случись что-либо подобное, именно так она и вела бы себя – держалась бы сама и поддерживала бы его игру при любом, даже самом худшем раскладе.
Мысль, что даже во сне он абсолютно уверен в Синтии, уверен в ее отваге и преданности, принесла Рэндаллу некое печальное удовлетворение. Твердость, характер – редкие даже у мужчин. Вот хотя бы вспомнить, как она вышибла бутылку с кислотой из рук этой сумасшедшей старухи, которую он повинтил по делу Мидуэлла. Если бы не ее быстрота и решительность, носить бы тебе, Эд, сейчас черные очки, и водила бы тебя по улицам здоровая такая, симпатичная псина.
Слегка отодвинув одеяло, Рэндалл посмотрел на руку Синтии – вот тогда она и получила этот шрам. Ни одна капля кислоты не попала на Рэндалла, но кое-что попало на нее, и остались следы, навсегда остались, но ее это, похоже, не беспокоило.
Синтия! Син, милая ты моя!
Однако в конце концов наступил момент, когда даже он не мог больше оставаться в одном положении. Болезненно морщась – застуженные вчера ночью, а теперь к тому же занемевшие мышцы ног жутко болели, – Рэндалл кое-как встал и, вздохнув, начал борьбу с трудностями повседневной жизни. Мысль о еде вызывала отвращение, но никуда не денешься – надо питаться, чтобы сохранить силы для ожидания и наблюдения, которые могут продлиться неизвестно сколько времени.
При обыске, произведенном на кухонных полках и в холодильнике, обнаружилась кое-какая пища – всякая мелочь для завтрака, несколько банок консервов, какая-то крупа, пучок вялого салата. Кулинарные вопросы никогда не волновали Рэндалла, консервированный суп, – решил он, – еда не хуже любой другой. Открыв банку шотландской бараньей похлебки, он вывалил ее содержимое в кастрюлю, добавил немного воды и зажег газ. Дав месиву побулькать пару минут, Рэндалл снял его с огня и съел стоя и прямо из кастрюли. Ничего, вполне прилично, правда, малость смахивает на вареные опилки.
Затем Рэндалл вернулся в спальню, сел и возобновил свое ненадолго прерванное бдение. Однако вскоре выяснилось, что лучше было бы ему не заниматься рассуждениями, а послушаться голоса организма, – спешно выскочив в ванную, он вытошнил все содержимое своего желудка. Вымыв лицо и почистив зубы, Рэндалл снова уселся на свой стул уже в довольно приличном состоянии – разве что бледный и обессиленный.
На улице стемнело, и это дало ему небольшое занятие – он встал, зажег стоящую на туалетном столике лампу, прикрыл ее, чтобы не светила в глаза Синтии, и снова сел. Состояние Синтии не изменилось.
И тут зазвонил телефон.
Резкость реакции Рэндалла, его удивление превосходили все разумные пределы. Он так долго просидел здесь, с тоской и страхом глядя на неподвижное лицо Синтии, что совсем забыл про всех остальных людей, живущих где-то там во внешнем мире. Немного собравшись, он поднял трубку.
– Алло? Да, это Рэндалл.
– Мистер Рэндалл, все это время я много думал и пришел к выводу, что должен извиниться перед вами и дать некоторые объяснения.
– Что вы мне должны? Кто это говорит?
– Это я, Джонатан Хог, мистер Рэндалл. Когда вы…
– Хог! Вы сказали Хог?
