— У меня не получается его нащупать, — мяукнул, оправдываясь, хухлик, — значит, он уже во дворце.
«Если он уйдёт, я его потом когда увижу!?»
Парковая аллея встретила меня пустотой. Только пение птиц и стрекот кузнечиков… и больше никого.
Я устала.
Присев на скамейку, попыталась избавиться от душевной боли в груди, как умею.
Зажмурившись, открыла рот и тихо запела песню Елены Ваенги «Папа нарисуй…» (прим. от автора: для атмосферности обязательно найдите композицию!), которая вот уже год как спасала меня от тоски по единственно-любимому человеку:
— Папа, нарисуй белый океан,
Посади медведя на большую льдину.
Я стала замечать, что мне немного жаль,
Что я не родилась мужчиной…
Голос звучал необычно. Горько, печально… а потом заиграл, будто в нём и пианино, и гитара, и тоскливая скрипка поёт своим особенным звуком. Это было невероятно!
Словосочетание «человек-оркестр» приобрело иной смысл.
Горе медленно покидало меня, поэтому я не остановилась в намерении узнать, откуда льётся мелодия, и продолжила петь:
— У меня глаза северных цветов,
И мне не нужны тропические страны.
Я всегда с тобой рядышком была,
Но просто ты уехал слишком рано…
Я всегда с тобой рядышком была,
Но просто ты уехал слишком рано.
С каждой строчкой песни становилось всё легче. Я даже улыбнуться смогла, проникнувшись дурацкими стечениями обстоятельства.
— Я вдруг поняла — все эти города,
Я должна пройти как в наказанье.
Но у меня есть дом, а у дома — я,
А у севера — сиянье…
Но у меня есть дом, а у дома — я,
А у севера — сиянье.
Где найти страну белых лебедей?
И где живёт любовь — непонятно…
Папа, не рисуй белый океан,
А просто забери меня обратно…
Папа, не рисуй белый океан,
А просто забери меня обратно.
И всё-таки влага заволокла даже закрытые глаза.
Открыв их, моргнула, отпуская солёные капли в бег по щекам.
Пелена освободила взор, и я задохнулась.
Прямо передо мной сияли радужные нити. Не одного цвета… и даже не двух! И даже не спектр основных!
Я могла их коснуться, тронуть, но меня отвлёк крякающий кот.
— Что с тобой? — Обернулась к Корвину и дышать вовсе перестала.
Папа Миша стоял в метрах тридцати…
Я поднялась со скамьи, как пьяная, не замечая оглушающей тишины парка.
Птицы молчали, боясь нарушить звук, который продолжал литься прямо из моей груди, доигрывая невероятный мотив талантливой певицы, песню которой я всего лишь повторила.
Папа был ни один.
Рядом с Михаэлем Ор'азом стоял Тартис с кучей своих советников, которых я непонятным образом перенесла в студенческую аллею.
С другой стороны спешили Вада, Алис, ректор… мои Марина и Ася… и Татиана.
Странно, но мне не было дела до того, что все поняли, кто я.
Лишь стояла и жутко боялась, что папа Миша сейчас откажется от меня.
Царёв, такой сильный и всегда весёлый, стоял белый, как выпавший снег.
Никогда не думала, что сделать шаг — это так сложно.
Я, будто столб, вросла в брусчатку парка. Не моргая, пялилась на папу и ждала хотя бы какой-нибудь знак от него.
Магия сирен затихла, и тишина стала давить на уши.
Михаэль Ор'аз судорожно сделал вдох и, пошатываясь, сделал этот шаг за нас двоих.
Я сорвалась с места. Бежала так быстро, будто от скорости зависит моя жизнь.
Секунды не прошло, а я уже влетела в заботливые руки мужчины, который навсегда останется моим отцом, что бы мне не сказали, как бы меня не убеждали… чтобы со мной не делали!
— Леся… я тебя потерял.
— М-м, — я отчаянно мотнула головой, жадно дыша особым запахом, который окутывал меня с самого детства. — Это я тебя потеряла. Почему ты меня бросил?
— Я не хотел, — так же продолжая обнимать друг друга, мы тихо шептались, как это делают самые близкие люди. — Мне так жаль… я надеялся, что Виталина окажется надёжным человеком. Всё получилось так…
— Ужасно?
— Да, — выдохнул мужчина, благодарно поцеловав меня в висок. — Ужасно во вселенских масштабах!
— Больше не бросай меня…
— Никогда!
— Кхм-кхм… — послышалось со стороны. Король Тартис озверело смотрел на нашу пару. — Это… СИРЕНА!? Значит, ты всё врал о смерти Тии? Значит… — мужчина даже посерел от ревности, — она родила тебе дочь и прячется в другом мире?
Вада и Зизран говорили именно об этом. Оралимцы и царосанцы не знают тонкостей существования херонцев, но я не думала, что моя мать за всё то время, что провела рядом с принцем Оралима, не признается своему возлюбленному… что не скажет ему — сирены могут родить только от большой и единственной любви.
«Что же это за любовь, в которой нет никакого доверия и откровенности?»
— Нет, Ваше Величество. Тианна мертва. — Папа с виноватыми глазами посмотрел на меня, не зная, что я давно в курсе того, что Виталина — не моя мама… Что я в курсе всего… даже больше, чем хотелось бы. — Лесандру я воспитал сам… с другой женщиной.
— Женился сразу после смерти Тианны?! Как ты мог променять Тию на другую?! Тем более после того, как она родила тебе дочь!
— Какое лицемерие, — Отстранившись от папы, до глубины души «восхитилась» Тартисом, другими глазами взглянув на правителя Оралима.
Зря, наверное, но наезд Кристола на папу Мишу меня потряс настолько, что связь разума с речевым аппаратом как-то сбилась.
Ор'аз напрягся.
— Лесь…
— «Родила тебе дочь!» — Сказал человек, который изменял беременной жене с сиреной… О! А ещё и сейчас бы не отказался от такой очаровательной перспективы.
Либо Кристола побагровело.
Что он собирался сказать или со мной сделать, я не успела понять. Как и то, что спалит трещащую по швам тайну последней Толксинои её тёзка.
Татиана подлетела к нам с Михаэлем Ор'азом и крепко обняла меня.
Я даже не успела отреагировать.
— Отец… Леся — дочь не Михаэля Ор'аза.
— Тати… нет.
Принцесса запнулась, увидела моё лицо и резко отстранилась, уходя в себя.
Папа крепко сжал мои пальчики. Его глаза были наполнены тревогой.
