Потянулась к демону, вцепилась в его рукав и выпалила:
— Некрасиво уходить не попрощавшись.
— Что?
Похоже, я сегодня только и делаю, что удивляю демона.
— Ты забыл пожелать спокойной ночи, — пояснила для особо непонятливых. — Эх, все приходится делать самой… Ну ничего…
Поднялась на цыпочки, крепко обхватила Дана за шею — чтобы уж точно не вырвался и не сбежал — шепнула:
— Спокойной ночи.
И, не давая ему опомниться, а себе — передумать, прижалась к его губам.
Меня снова стегнуло холодом, а на пути моего пламени тут же выросли ледяные стены, только уже не бело-голубые, как прежде, а какого-то неприятного, грязного оттенка. Еще более высокие и неприступные. Не пробиться.
И я ослабила напор, отозвала огонь, оставила только тоненькую ленточку.
Удар сердца…
И мои губы в невесомой ласке касаются рта Дамиана, пробуя его на вкус. А огненная лента, юркой змейкой устремляется к ледяной стене… Такая слабая, маленькая, безобидная.
Еще один удар…
И мой язык скользит по губам Дана, убеждая их открыться. А лента-змейка уже поднимается по морозной преграде, незаметно растапливая ее, выжигая следы гнили.
Демон все еще не шевелился, но я чувствовала, как напряглось его тело, дыхание сбилось, участилось. Обрадованная успехом, опустила одну ладонь ему на грудь, туда, где находился невидимый амулет. Щедро делясь теплом, ощущая, как стремительно нагревается под пальцами кожа.
Если он и сейчас не отреагирует, не представляю, что делать дальше, опыта в соблазнении у меня, прямо скажем, маловато. Но Дан ответил. Выдохнул тяжело и рвано, будто просыпаясь от какого-то кошмарного сна, прижал меня к себе, а потом…
Я говорила, что уже целовалась раньше? Так вот, я ошибалась, глубоко и жестоко. То, что происходило раньше, даже близко нельзя сравнить с тем, что творилось со мной сейчас. Смерч, ураган, землетрясение с потопом одновременно, и я находилась в самом центре этого стихийного катаклизма.
Дамиан даже не целовал — пил меня, жадно, исступленно, как путник, затерявшийся в пустыне и добравшийся наконец до живительного источника. Так, словно я была единственным его спасением. И я сгорала, тонула, захлебывалась, разлеталась на части вместе с ним. Наши языки переплетались, не давая нам дышать ровно. Мы задыхались, но не могли даже на миг оторваться друг от друга, чтобы восстановить дыхание.
А где-то далеко-далеко, на другом краю света, рушились ледяные стены, злобно шипела, отступая, серая, склизкая пелена и победно ревело мое пламя. И наши сердца стучали все громче и громче — теперь уже в унисон.
Спустя вечность, когда мне стало совсем нечем дышать, а голова кружилась так, что на ногах устоять сложно, демон наконец прервал поцелуй, но не отпустил меня, даже объятий не разжал.
— Рис…
Как, оказывается, мало нужно для счастья — просто услышать, как тебя снова называют только твоим, «особым» именем.
Улыбнулась лукаво.
— Ну, вот, пожелала тебе спокойной ночи, теперь могу с чистой совестью отправляться спать.
Произнесла и замерла в ожидании ответа. И демон не подвел.
— Ну уж нет. Не отпущу, даже не надейся, — рявкнул он.
Снова притянул меня к себе и склонился к губам целуя уже по-иному. Сладко и бесконечно нежно.
***
Рис…
Он чувствовал, как учащенно бьется ее сердце и пульсирует тонкая жилка на шее, под его пальцами. Как тяжелеет и срывается дыхание. Как подрагивают, поддаваясь его напору губы, приоткрываются и начинают отвечать — сначала робко, затем все увереннее и увереннее. Как она изгибается, льнет к нему, отчаянно и доверчиво. А ее огонь, победно разгораясь, смешивается с его льдом, выжигает хмельную, тошнотворно-вязкую муть, что несколько дней туманила сознание, и возвращает ему самого себя.
Он ощущал это так ярко и остро… почти болезненно-остро. И руки сами сжимались, еще крепче обхватывая девушку.
Отпускать ее не хотелось. Категорически. Хотелось подхватить на руки, развернуть тропу и выйти далеко-далеко отсюда, в своем доме в Эратхаме, куда нет доступа никому. И целовать… целовать… целовать, пить ее дыхание, такое сладкое, необходимое, как воздух, срывать с губ вздохи и стоны, пока не услышит долгожданного «да…». А потом опустить ее на кровать и, не отводя взгляда от потемневших от страсти глаз, накрыть хрупкое, податливое тело своим.
И пусть весь мир подождет или катится к Шаксу, если его что-то не устраивает.
Но мир не желал ждать и убираться прочь тоже. По крайней мере, Террелл с Брейтом точно не собирались этого делать.
Шквальный порыв морозного ветра выбил дверь, снося ее с петель, прерывая поцелуй, и в комнату ворвались побратимы, да не одни, а в сопровождении вездесущих духов семейства Аркентар… что б им в посмертии долго икалось. Коммандор, как всегда, с молнией наизготовку, Зелма с парочкой файерболов, а Анника со своим неизменным зонтом. Ну, конечно, куда ж без этой троицы?
Дамиан резко выдохнул, выбрасывая перед собой щит, чтобы закрыть Рис от ветра. Но рук не разжал, и, когда девушка уткнулась лбом в его грудь, не удержался — ласково провел ладонью по ее спине. Выпрямился, глядя на братьев, поймал взгляд Брейта и еще сильнее прижал к себе Керрис. По-собственнически уверенно.
Никому не отдам. Не отпущу. Никогда.
Моя хайтэ.
Только моя…
И Брейтон склонил голову, принимая его решение.
— Что здесь происходит?
О, вот и любимое восклицание Зелмы.
Побратимы, в отличие от призраков, лишних вопросов не задавали. Им хватило мгновения, чтобы оценить обстановку, спрашивать, что случилось, не было необходимости. Теперь они сами видели и пятна гнили, и повреждения на ауре, и следы постороннего воздействия — то, что раньше таилось ото всех, в том числе, и от самого Дамиана.
Магия Дана освободилась от чужого контроля, перестала ограждать его от братьев и они, наконец-то осознали, что с ним творится. Осознали и немедленно отреагировали. А вот почему раньше не догадались, предстоит еще выяснить.
Об этом мало, кто знал, но ритуал, объединявший хэссэ, служил дополнительной защитой от тьмы, он и возник-то, во многом из-за этого. Невидимый барьер. Еще один способ противостоять извечному врагу. Их ауры связаны, Террелл с Брейтоном должны были первыми не просто заподозрить неладное — заметить малейшие изменения, но не заметили, не остановили… И если бы не Рис…
Дамиан видел, как в одно мгновение осунулись, побледнели лица побратимов. Террелл устало потер ладонями лицо, прошел в комнату, спросил напряженно и хрипло:
— Как? Когда?
Хорошие вопросы, правильные, хоть и очень неприятные. И на них нужно обязательно найти ответы — чем скорее, тем лучше.
