– Ты об этом пожалеешь.
– Надеюсь, выступят синяки.
– Что?
– Надеюсь, выступят черные и синие синяки. Надеюсь, каждый чертов прохожий будет их видеть. И их не получится скрыть и замазать.
Ты наклоняешься и снова бьешь его.
Отец стонет.
Не уверена, что мне больше нравится: кровь на костяшках твоих пальцев или тот факт, что это кровь отца. Не уверена, меня больше поражает, что ты намного сильнее, чем я предполагала, или что он намного слабее.
Но в одном я уверена: мне нравится наблюдать за тем, как ты уходишь с кровью на руках и капельками пота на лбу и как мой отец валяется в грязи.
* * *
Ты подходишь к моему дому и становишься напротив него. Мамы там нет.
Ты смотришь на дом снизу вверх. У тебя красные глаза. Ты кусаешь губу, а затем достаешь какой-то предмет из кармана и что-то пишешь. Прежде чем я могу рассмотреть, что это такое, ты бросаешь это в почтовый ящик.
Сзади к тебе подходит почтальон, и ты чуть не сбиваешь его с ног, разворачиваясь. Он здоровается, ты просто киваешь и спускаешься с крыльца.
Я смотрю, как ты уходишь, но теперь, когда я знаю все… мне необходимо вернуться и узнать, что мне осталось.
55
Мама,
я дожидаюсь тебя в гостиной. Я хочу тебя увидеть. Удивительно, как сильно я хочу, чтобы ты меня обняла. Как я скучаю по твоему теплу.
Ты входишь в дом и бросаешь свою сумочку на диван. Твое лицо накрашено, а карие глаза потухшие и пустые. Ты прижимаешь к себе рукой стопку писем. Я глубоко вдыхаю и жду, когда ты сядешь, но ты поступаешь иначе. Ты бросаешь письма на кухонный стол и заглядываешь в холодильник, прикидывая, что приготовить на ужин. Я хочу увидеть, что Август закинул в наш почтовый ящик.
Ты нажимаешь кнопку на автоответчике, и проигрывается одно-единственное сообщение: «Добрый день, миссис Уокер». Ты морщишься, услышав этот голос, и идешь доставать тарелки из шкафчика. «Мы очень ждем вашего ответа по поводу того, как тело вашей дочери должно выглядеть во время церемонии. Очевидно, вы еще не определились с датой и не выбрали гроб, и я хотел напомнить вам, что очень важно принять эти решения сегодня, так как… ну, ее тело, эм… прошу, перезвоните мне, чтобы мы успели подготовить все необходимое для достойных проводов вашей дочери».
В раковине звякнула тарелка. Я резко поворачиваю голову к тебе, думая, что ты, должно быть, уронила кастрюлю, но звон раздается снова. Ты швыряешь еще одну тарелку в раковину. Ты дрожишь.
После окончания сообщения раздается звуковой сигнал, и ты выдыхаешь и наливаешь воду в кастрюлю. Ты подходишь с ней к плите, ставишь ее на одну из двух работающих электрических конфорок и долго смотришь в воду.
О чем ты думаешь? Ты медленно переводишь взгляд на стопку писем. Разбирая почту, ты всегда становишься рядом с мусорным ведром, потому что львиную ее долю составляют либо рекламные листовки, либо письма с напоминанием о задолженности. Ты становишься в привычную позу и выбрасываешь письма в ведро, одно за одним. Вдруг твоя рука замирает. Я заглядываю тебе через плечо.
В руках у тебя фотография.
Ты расправляешь ее дрожащими пальцами. Это смятое изображение меня. Снимок, который висел на стене у Августа. Как и Август, ты проводишь пальцами по фотографии, словно пытаясь убрать мои волосы за ухо. Ты целуешь снимок.
– О, Элли. Я так давно не видела эту улыбку. Как бы мне хотелось… – Ты начинаешь задыхаться и замолкаешь.
Ты переворачиваешь фотографию, и я вижу почерк Августа.
Девушка, которую я люблю. Девушка, которая покинула нас. Девушка, которую мы всегда будем помнить. Однажды она сказала мне, что у вас веснушки, как у нее… Надеюсь, у мира еще будет шанс их увидеть.
Ты медленно выдыхаешь и прижимаешь снимок к сердцу. Ты вытираешь слезы. Шмыгаешь носом и глубоко дышишь. Ты оглядываешь комнату и снова смотришь на фотографию. Ты киваешь, целуешь снимок и тянешься к телефону. Ты медленно набираешь номер, нажимая на кнопки указательным пальцем. Ты сглатываешь подступивший к горлу ком и опираешься на дверной косяк. Я слышу, как на другом конце поднимают трубку.
– Да, здравствуйте, – говоришь ты. – Я… я определилась с церемонией для моей дочери.
Я целую тебя в лоб – так же, как делала ты, когда я была маленькой. Ты говоришь спокойным голосом, и, когда я заглядываю в твои глаза, мне кажется, я вижу его. Свет, который надолго исчез оттуда, вернулся. Он не похож на свет надежды, скорее, на свет силы.
Ты бегом поднимаешься на второй этаж и смываешь с лица макияж. Ты трешь кожу, пока она не покрывается пятнами и не краснеет, но ты не останавливаешься, пока на тебе не остается ни капли грима. Больше нет кукольного лица. Ты врываешься в свою спальню, собираешь одежду, закидываешь ее в сумку вместе с деньгами. Деньгами, которые ты прятала несколько лет в туфлях, в маленьких коробочках, в каждом уголке и в каждой щели этого дома. Наш дом был шкатулкой с секретами – но тебе не с кем было ими поделиться.
Я наблюдаю, как ты стоишь у двери в мою комнату, собираясь с духом и заглядывая внутрь.
Я с ужасом осознаю одну вещь. Тот момент, когда ты отперла замок и открыла дверь, те секунды, когда ты увидела свою мертвую дочь, чувство, что ты не можешь дышать, надежда, которая покидает тебя вместе с ней. Дочь, которую ты своим телом укрывала от ударов ремнем, чью дверь ты тихонько захлопывала перед сном. Дочь, которую ты возила в горы, с которой ты мечтала улететь отсюда птицами, которых ты прятала под ее матрасом.
Я падаю на колени рядом с тобой в коридоре.
Что я наделала?
Ты переступаешь через порог. Одна нога, затем вторая. Ты легонько касаешься руками мебели, прежде чем встать на то место, где ты меня нашла. Ты нежно дотрагиваешься до разных предметов, прижимаешь их к груди. Ты обращаешься с моими вещами так бережно – свои ты без разбора швыряла в сумку.
Твои стеклянные глаза кажутся такими яркими, и тут я понимаю.
Для мисс Хупер талисманом были ее книги. У мистера Джеймесона была его наука. У Августа – искусство. У меня – Колумбия.
У тебя была я.
К горлу подступают слезы. Они жгут и приносят боль. Ты складываешь в сумку мои блокноты, моего порванного плюшевого медведя, мою маленькую подушку и мои исписанные кеды.
Ты идешь к двери. Спина прямая, глаза сияют. Ты не оборачиваешься.
56
Мама,
на подъездной дорожке раздается рев мотора, но ты стоишь на месте. Лицо без косметики, глаза, полные слез. Ты не бежишь в ванну за консилером. Ты не скрываешь свои раны, свою боль, и тебе все равно, что он увидит их.
Ты спускаешься по лестнице на первый этаж с сумками, я иду рядом с тобой. Ты ставишь сумки за диван. В руках ты держишь мое фото и впиваешься в него так, словно можешь достать меня оттуда и вытащить в реальный мир. Но ты знаешь, что это невозможно. Я понимаю это по тому, как дрожит твоя грудь, пока ты нежно проводишь пальцем по моим бровям.
