Книга До последнего вздоха, страница 8. Автор книги Роки Каллен

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «До последнего вздоха»

Cтраница 8

– Кто? Кто умер? О чем ты говоришь?

– Элли.

Я вижу, как дрожит твоя губа, как ты тяжело сглатываешь. Твои плечи поднимаются от напряжения; где-то в твоих глазах затаились слезы, но ты не даешь им волю. Не припомню, чтобы ты когда-нибудь плакал. И я не уверена, что хочу это видеть. Я начинаю пятиться, чтобы унести ноги от волны эмоций, которая, как мне кажется, вот-вот захлестнет дом Мэттьюсов. Это случается, когда я переступаю порог.

Твоя мама обнимает тебя, и ты прячешь голову у нее на плече. Так странно видеть, как кто-то такой большой чувствует необходимость опереться на кого-то такого маленького. Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но слышу твой приглушенный дрожащий голос: «Она умерла. Она умерла. Она умерла».

Волна накрыла меня, и я не могу сбежать.

Сложно сказать, как долго ты обнимаешь свою маму, но и она первая тебя не отпускает.

* * *

Ты посреди своей комнаты, сидишь на вращающемся стуле и медленно крутишься, оборот за оборотом. Я никогда не бывала в твоей комнате. И кажется, есть что-то неправильное в том, что я нахожусь тут сейчас…

Ты наконец перестаешь кружиться. Я сижу на твоей кровати. Одеяло выглядит мягким. Твои стены увешаны плакатами с изображением музыкальных групп, футболками и рисунками. Помню, ты раньше звал меня на концерты. Помню, я всегда говорила «нет».

Я не замечаю две небольшие фотографии, втиснутые между глянцевыми плакатами, до тех пор, пока ты не встаешь и не дотрагиваешься до них.

На одной из них снимок красного крытого моста изнутри. Нашего красного моста. На той, что пониже, запечатлена я. Не та я из детства, когда мы играли в нашем убежище среди деревьев и ты повсюду носил с собой одноразовый фотоаппарат. А та, какой я была год назад. Не знаю, как и когда ты сделал этот снимок, но вот он.

Я сидела у стола для пикников. Был учебный день, но нас отпустили пораньше. Я не хотела идти домой, поэтому отправилась в парк. Почему я тебя там не видела? Почему ты ничего мне не сказал?

Я достала свой блокнот и начала неразборчиво писать в уголках страницы, как я всегда это делаю. Мне не нравится писать на разлинованной части листа, пока не придут правильные слова. Я заворачиваю фразы на поля, рисую стрелочки, чтобы обозначить неплохие мысли. Должно быть, мне попалась действительно хорошая, потому что на фотографии я сижу с карандашом в руке, смотрю на страницу и улыбаюсь.

Не знаю, о чем именно я думала или что прочитала. Не знаю, почему я не запомнила эту мысль, не сберегла ее, ведь на фото мои глаза горят от эмоции, напоминающей удовольствие, а улыбка моя так расползлась, что я почти зажмурилась, я выгляжу…

Всякий раз, когда я произношу это слово, вслух или мысленно, у меня сжимается желудок.

Красивой.

Может, дело в том, как ты сфотографировал, как свет упал на мое лицо и залил его сияющим золотом, как мои веснушки неведомым образом придали мне более счастливый вид.

Не представляю, что за магию ты применил, чтобы сделать этот снимок. Жаль, что я не видела его раньше. Я хотела бы знать, как я могу выглядеть. Кем я могла бы быть.

Я хотела бы знать, как ты меня видишь.

У тебя красные глаза. Ты проводишь пальцами по фотографии. С трепетом и теплотой.

Я знаю, что такое прикосновение этих пальцев.

Это откровение шокирует меня, потому что, находясь здесь, в твоей комнате, я больше ничего не могу вспомнить. Я не помню, когда ты мог до меня дотрагиваться и зачем. Но, взглянув на твои руки, я знаю, что они нежные. Я знаю, что, хотя они мастерски обращаются с карандашом, они теряют свою уверенность, оказавшись на коже.

Я тяжело сглатываю и мечтаю ощутить их прикосновение сейчас.

Твои тонкие пальцы замирают у края фотографии. Ты сжимаешь челюсть, на твоем лице мелькает ярость. Ты сминаешь фото в ладони. Разворачиваешься и швыряешь его в противоположную стену. Я встаю в полный рост и смотрю на место, куда упал комок. Я не замечаю, как ты поднимаешь стул, но слышу, как он врезается в стену из гипсокартона. От звука удара меня передергивает. Я закрываю уши. Как будто бы мои барабанные перепонки могут порваться. У тебя в руках гитара, и ты замахиваешься ею, как битой, и она ударяется о спинку кровати, ударяется о письменный стол, бьется о стену.

Ничто не в безопасности. Я оглядываю твою комнату, наполненную рисунками, различными безделушками, семейными фотографиями, и хочу все это спасти. У тебя есть снежные шары из разных стран, и я извиваюсь, чтобы заслонить их собой, но я всего лишь воздух. В них летит гитара. Ты не похож на себя. У тебя чужое лицо. Кого-то жестокого и грозного, сломленного и беспощадного…

Я тебя сломала? Эта мысль оглушает меня.

– Август! – кричу я твое имя, до боли, до отчаяния желая, чтобы ты остановился. Но ты меня не слышишь. Конечно, нет.

Ты выпускаешь из рук гитару. Твоя мама зовет тебя, и ты подбегаешь к двери, чтобы запереть ее. Ты спотыкаешься о разбросанные вещи и чуть не падаешь. Щелкнув замком, ты прислоняешь к двери голову и поднимаешь вверх ладонь с растопыренными пальцами. Ты скрепишь зубами, а из зажмуренных глаз начинают течь слезы. Ты краснеешь, и я боюсь, что ты взорвешься.

«Прости меня. Прости меня. Прости меня». Ты плачешь, трясешься, и я хочу избавить тебя от боли.

Ты бьешь кулаком в стену. Разворачиваешься и опираешься спиной на дверь.

С другой стороны стучится твоя мама, выкрикивая твое имя.

Ты не реагируешь. Просьбы простить тебя превращаются в вопрос: «Почему?» Ты повторяешь его снова и снова, как молитву, будто бы кто-то может дать тебе ответ.

Почемупочемупочемупочему. Вопрос пробирает меня до костей и звучит как обвинение. Мне следовало бы знать на него ответ. Я хочу положить ладони тебе на щеки и сказать правду. Правду, которую я не знаю, но очень хочу вспомнить.

Но до мозга своих пустых костей я знаю, что это не твоя вина. Мой мальчик Август, сотканный из солнечных лучей, светлячков и дней рождений.

Наконец ты замолкаешь, падаешь на колени и подползаешь к тому месту, где лежит на полу скомканная фотография.

Ты подбираешь ее, ревностно расправляешь и держишь в своих порезанных, окровавленных пальцах.

– Почему? – спрашиваешь ты снова.

«Почему?» Твои пальцы снова напоминают перышки, которые касаются моих щек так, словно ты можешь заправить выбившиеся пряди мне за ухо. Как будто я живу в фотографии.

Ты шепчешь мое имя, и это самое грустное слово в мире.

9

Мама,


я остаюсь рядом с Августом, пока он не засыпает посреди последствий устроенного им погрома, пока его мама наконец не прорывается в комнату. У нее красные глаза. Увидев сына, уснувшего в осколках стекла, она резко втягивает ртом воздух. Она не будит его. Обломки хрустят под каблуками ее туфель. В своей юбке-карандаше длиной до колена она сползает по стене и опускается на пол рядом с сыном. Возможно, она порезалась о стекло, потому что еще до того, как она коснулась пола, из ее глаз полились слезы. Август не просыпается. Кажется, горе – очень тяжелая и изнурительная ноша. Миссис Мэттьюс прижимает Августа все крепче и крепче к себе, словно если она его отпустит, сын исчезнет.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация