– Она скажет, что я прав, – бородач завозился, переворачиваясь обратно на спину. – Может, хоть я сделаю из тебя мужчину!
– Но я и так мужчина, – печально сказал Гамнета. – Правда, если ты оставишь меня здесь ещё на месяц, боюсь, я об этом забуду.
Председатель ничего не ответил.
– Ты что, мстишь мне за то, что Медина от тебя сбежала? Но я не виноват, что она наплевала на государственный долг!
– Медина тут ни при чём, – Карафа зажег лампу на полу. – К тому же, это я приказал ей сбежать.
– Ну, конечно, – тень Гамнеты на стене затрясла головой. – А то я не видел, что ты целую неделю ходил, как в воду опущенный. И, вообще, то, что она уехала, нам только на руку. Это же кошмар, сколько она вытянула из страны! Я своей ненаглядной не подарил и капли того, что ты отдал этой… вертихвостке.
– Не забывайся, Гамнета! – председатель приподнялся над подушкой. – Скажи спасибо, что ты вообще в опекунском совете.
– Спасибо, брат.
– Так-то лучше.
– А, всё равно, она тебя использовала!
– Какой ты ещё ребёнок! – Карафа сел. – Так с нами поступают все женщины. Просто, одним ты сам всё отдаёшь, а другие это у тебя отнимают.
Гамнета сладко вздохнул:
– А вот я своей ненаглядной ничего бы не пожалел!
– Я тебя не виню, – председатель почесал бороду. – А сейчас доложи, как дела со сбором урожая.
Гамнета снова вздохнул, но уже удручённо:
– Людей не хватает, все ушли на юг острова, там ещё осталась парочка целых вилл.
– Когда вернутся, всех, кто ушёл самовольно, спустить к акулам. Приказ ясен?
– Так точно! – младший советник вскочил, придерживая штаны без ремня.
– Расслабься, – председатель зевнул. – Мы же одни.
Гамнета сел.
– А, правда, это ты приказал Медине сбежать?
– Конечно, нам тот фокусник может очень пригодиться.
– А для чего?
– А ты раскинь мозгами, ты же государственный советник!
Гамнета наморщил лоб, пытаясь что-то сообразить.
– Бр-р-р… не могу, – признался, ероша шевелюру. – Все мысли только о ненаглядной.
– Нет, ты не государственник, – бородач нахмурился. – Таким, как ты, не нужна свобода, им не нужно уметь управлять. Таким, как ты, нужно, чтобы ими управляли!
Младший советник с тоской уставился в тёмное слуховое окошко.
– Я жду! – прикрикнул на него Карафа. – Напряги извилины!
– Ну, потому что он… волшебник, – промямлил Гамнета.
– А дальше? – председатель вытащил из-под циновки саблю.
– Что дальше?
– Развивай мысль!
– Ну, он может сделать… какое-нибудь чудо.
– А какое чудо он обычно делает?
– Дирижабль прячет.
– Верно, – Карафа обнажил клинок. – Прячет дирижабль, а потом?
– Тот… снова появляется.
– Ты что, правда такой бестолковый? – бородач встал одновременно с младшим братом, который тут же вытянулся в струнку. – Неужели так трудно предположить, – зашагал вокруг в ночной сорочке с саблей в руке. – Если этот циркач может спрятать такую громадину, значит у него есть, где её прятать!
– Ага, – младший брат не сводил глаз с клинка.
– Так как это может быть полезно для нас? – Карафа остановился.
Гамнета развёл руками и тут же присел, догоняя одежду.
– А, разве, у нас уже есть, что прятать? – спросил, сидя на корточках. – Ты же сказал, наше государство ещё очень молодое.
– Тьфу, какой же ты недоумок! – Карафа шлёпнул его плашмя по голой спине. – Причём здесь государство? Всё, что надо спрятать от государства, мы просто оставим на месте, дело не в этом!
– А в чём? – Гамнета вскочил с места.
– Если у Ногуса есть такой огромный тайник… то? – бородач опёрся на рукоять сабли, в ожидании глядя на родственника.
– То… там может поместиться во-о-от такой дирижабль! – Гамнета развёл руками и тут же снова присел.
Карафа безнадёжно полоснул воздух:
– И зачем я держу такого олуха в высшем совете? От тебя проку даже меньше, чем от Медины. Нет, стоит отправить тебя обратно в деревню!
– Ты держишь меня, потому что я твой брат, – напомнил Гамнета. – На кого ещё ты сможешь положиться в трудную минуту?
– Вот это меня и тревожит. Мой брат, на которого я должен положиться, такой балбес! Ладно, слушай: раз у Ногуса есть место, где можно спрятать дирижабль, – он подцепил саблей покрывало. – То, когда дирижабля в нём нет, там прячут…
Гамнета уставился на лимон, закатившийся под плед.
– Лимоны?
– Ну, наконец-то! Я уже подумал, ты не мой брат, – Карафа снова врезал плашмя по спине.
Гамнета скривился:
– Дирижа-а-абль!
– Что, дирижа-а-а-абль?
– Два дня как висит…
Карафа бросился было к выходу, но остановился:
– Тьфу ты, сейчас же ночь, а дирижабль чёрный! А почему я его не заметил?
– Ты не выходишь на улицу, – на глазах Гамнеты навернулись слёзы. – А окна кабинета всегда занавешены.
– Ты вот что, – бородач сел на подстилку и вложил саблю в ножны. – Завтра первым делом сходи в город и разузнай, будет ли Ногус показывать свой фокус. Возьмёшь два билета, посмотрим, как дирижабль исчезнет.
– А можно три? – Гамнета всхлипнул. – Ненаглядная обожает цирк…
– Я подумаю, – председатель растянулся на полу.
– А знаешь, я всё-таки рад, что ты мой брат, – сказал Гамнета искренне. – Ты – настоящий вождь нашей молодой республики!
И он лёг на пол, стирая со щёк слёзы.
Отставной тромбонист Гракх, отправляясь в музыкальную лавочку, теперь редко задерживался в пути – поговорить стало совсем не с кем. Немногие знакомые вспоминали короля, который, оказывается, был славный малый, граждан не притеснял и не казнил, если не было крайней необходимости. Не то, что теперь, когда даже за анекдоты бросали со скалы акулам-людоедам.
Но ещё больше люди жалели Королеву-Соловья. Тереза была настоящей королевой, – всем сердцем заботилась о своих подданных. А сколько музыкальных школ было открыто по воле царственной певицы! В самом отдалённом уголке Родного острова дети могли научиться играть на любом инструменте, а взрослые всегда пели на работе. Сейчас же за пение наказывали, а школы закрывали, устраивая в них тюрьмы и склады.
