– А вы сами-то там бывали?
– А на что мне это? – Якоб полез в книжный шкаф. – Мне о себе и так всё известно.
– Вы уверены? – маг поглядел в его широкую спину. – Я про себя такого сказать не могу.
– Ну, это чужая душа – потёмки, а своя… Хотя, мне следовало чаще заглядывать в себя, тогда бы я не сделал столько ошибок, – учёный протянул ему раскрытый «Атлас».
– Координаты вашего сердца? – Ногус всмотрелся в пунктиры меридианов и параллелей на карте. – Окраина эфирной Праги, гм… уж не та ли лужайка, где вы катались на пони?
Якоб согласно вздохнул.
Маг заложил страницу пальцем и тоже вздохнул.
– Вас что-то беспокоит? – спросил внимательный Пуп.
Ногус дрыгнул ногой, вытряхивая из брючины сплюснутый лимон.
– Что вы скажете на это, профессор?
– Браво!
Маг только фыркнул.
– Вам не кажется странным, что из меня сыплются фрукты? – спросил надменным тоном.
– А что же странного, вы же фокусник!
– Я не собирался показывать вам никакой фокус, – скривил губы маг. – Этот плод появился сам по себе, как только я подумал о вашем сердце.
– О моём сердце? – удивился профессор.
– А вы разве ничего не почувствовали?
– Было немного щекотно, – деликатно заметил Пуп. – Вы на него наступили? – поднял фрукт с пола.
– Нет, – маг одёрнул манжеты. – Этот лимон уже был выжат.
– А где же сок?
– Вот в этом и вопрос! – Ногус поморщился. – Где же сок! Знаете, я бы хотел, чтобы вы исследовали моё… внутреннее тело.
– На предмет чего, соковыжималки? – Пуп взвесил лимон на ладони. – Или хотите знать, кто пьёт ваши соки? – выразительно посмотрел на дверь.
Иеронимус не обратил на этот жест никакого внимания.
– О, я не шучу, профессор, – заметил мрачно. – Думаю, моими желаниями могут распорядиться не так, как я того хочу!
– Простите, – Якоб протянул фрукт хозяину. – Как вашими желаниями может распоряжаться кто-либо, кроме вас самого?
Маг отстранил лимон «Атласом», держа палец между страниц.
– Увы, увы, всем нам кажется, что мы себя знаем. Даже вы, профессор, с вашим опытом так говорите. Но иногда человек делает что-то, чего никогда бы не сделал, и потом не может это объяснить… – его голос сломался.
Пуп смотрел на бледную, впалую щёку артиста, на аккуратную щёточку усиков под длинным, крючковатым носом, чувствуя, что должен сказать что-то успокоительное и вместе с тем глубокомысленное.
– Мы часто относимся к нашим делам и словам не так, как относились бы к себе самим, – он протянул руку, но положить на плечо патрона не решился. – Мы относимся к ним, как к посторонним, забывая, что они – наши дети, доказательство нас самих в этой короткой жизни. Мы упускаем, что каждое дело, мысль и слово имеют место и время, а значит, и сердце, и судьбу. У них такое же право жить, как и у людей. Более того, некоторые слова и дела намного жизнеспособнее нас. Человека уже и в помине нет, а его дела и речи здравствуют и поныне, да ещё потомство приносят. Вот она – плодородная почва «пустоты», вот он – бессмертный невидимый мир! – произнёс с пафосом и тут же подумал, что мог ещё больше расстроить собеседника.
Но Иеронимус сам ободряюще хлопнул его по спине:
– Да, именно так. А вот вы, профессор, не могли бы слетать ко мне в сердце и посмотреть, всё ли там в порядке?
Пуп всплеснул ладонями:
– Помилуйте, я же не думал, что вы серьёзно! Это нарушает всякую научную этику, – заволновался он. – Посещая чьё-то сердце, я не имею права знать его хозяина, иначе это будет форменной слежкой, подглядыванием!
– А если я предоставлю нотариальную доверенность?
– Нет, и не просите, – упёрся учёный. – Это единственное, в чём я вынужден вам отказать. А во всём остальном – я к вашим услугам.
Маг задумался, обмахиваясь «Атласом».
Тут дверь без стука распахнулась, и в лабораторию, цокая каблучками, вбежала Медина с игуаной на руках.
– Ах, вот ты где, Иероша! – сказала, не замечая профессора. – То-то дирижабль на месте.
Пуп коротко поклонился и поспешил к шкафу пустоскопа, где и заперся.
Ногус несколько мгновений глядел отсутствующим взглядом на женщину и вдруг сорвался с места, направляясь к выходу. Медина недовольно хмыкнула и поспешила следом.
– Что-то ты частенько стал исчезать, – сказала капризно. – Тебя ждали в Америке – ты не появился. Ждали в Канаде – этих тоже прокатил! Что ты задумал? – она заметила «Атлас». – Что, готовишь новый аттракцион? – сменила тон.
Ногус вошёл в свой кабинет и стал торопливо доставать карандаши и листы кальки.
– Что-то грандиозное? – Медина забралась с ногами на диван.
– О, до тебя далеко, – он раскрыл «Атлас» и положил на карту лист кальки. – Кто ещё из ревности уничтожит целое королевство!
Красотка коротко хохотнула, а игуана в её руках зашипела, показав язык.
– Кстати, ты – последняя из Высшего совета. Не думаешь вернуться на родину?
– Это для чего?
– Там у вас настоящий рай… – он почесал кончик носа, – …для фруктов. Нельзя же упускать такой шанс!
– Ах, вот ты о чём, – Медина пустила ящерицу ковылять по полу. – Надеешься получить скидку?
Иеронимус ничего не ответил, усердно водя карандашом по кальке.
– Для меня шанс там, где я пожелаю! Захочу здесь и сейчас, так я твоим Альпам хребет сломаю, как этот… – она пощёлкала пальчиками, – пришёл, увидел, всех поставил на рога… как его, Македонский?
– Юлий Цезарь о победе над понтийским царём Фарнаком, – маг взглянул исподлобья. – С некоторыми неточностями, но в тебе звучит королева-завоевательница.
Медина присела на край стола:
– Что у тебя на уме?
– Есть кое-что. Если профессор не подведёт с амальгамой, из тебя, правда, можно будет сделать королеву.
– Неужели?
– Ты получишь горячую любовь новых подданных, – он тщательно очертил группу объектов на карте. – А мои плантации увеличатся ещё в энное число раз.
Женщина с сомнением взглянула на значки, которые выводил маг.
– У тебя уже есть прибыльное дельце, стоит ли рисковать?
– Я не коммерсант, – он поднял бровь. – Я – художник.
– О, вы все так говорите! – женщина расхохоталась. – А сами дурачите людей «музыкальными» лимонами.
