«Ну всё, – подумала Кара. – Всё готово. Больше ты ничего сделать не можешь».
Чего она не предвидела – это того, как жутко будет сосать под ложечкой от страха, как отчаянно будет колотиться сердце. Стараясь выглядеть настолько бесстрастной, насколько это возможно, – «Только не показывай слабости!» – Кара выехала на несколько шагов вперёд. По ту сторону поля на белом коне красовалась Риготт. Жеребец выглядел на удивление немагическим.
Паучья Королева проникла в разум Кары и заговорила с ней напрямую.
«Занятные у тебя союзники! Серые плащи и монстры. А ты уверена, что ты на стороне добра?»
Застигнутая врасплох этим ментальным вторжением, Кара поспешно принялась возводить внутри своего разума защитные стены, как научил её Сордус.
Хохот Риготт раскатился эхом внутри её головы.
«Да не трудись ты! Не имею ни малейшего желания контролировать твой разум. Я предпочла бы по старинке: вексари против вексари».
Кара изобразила изумление, которого на самом деле не испытывала.
«Но я не хочу сражаться! – подумала она. – Мы же собирались просто совершить обмен. Мы же договаривались. Грим в обмен на моих друзей!»
«Нет, глупая ты девчонка! Я просто убью всех, кто тут есть. И вырву грим из твоих остывших мёртвых рук!»
Риготт стиснула кулак, и наёмники ринулись вперёд.
Кара чувствовала, как рокочет земля под копытами бронированных лошадей. Она покосилась на Таффа – тот чуть заметно кивнул. «Мы же оба знали, что Риготт не собирается меняться». Хотя, конечно, одно дело было предугадать атаку. Но различить свою смерть в глазах убийц – нечто совершенно другое.
Холодный пот пополз по спине Кары. Она чувствовала себя не в своей тарелке.
«Меня учили работать на ферме, а не командовать сражениями. Это что, правда я?»
– Мэри, – обернулась Кара, бросив взгляд на воздушного змея, – пора!
Она понимала, на какой риск идёт. «Риготт ведь говорила, что, как только почует подвох, тут же убьёт Лукаса!» Но вдруг, то была всего лишь жестокая ложь, чтобы держать Кару в подчинении? Она ведь так и не увидела Лукаса своими глазами! Откуда же ей знать, что он и вправду жив?
«Он погиб, – подумала Кара. Её внутренний голос звучал жёстко и хладнокровно – привычка, усвоенная за годы жизни в Лоне. – Он погиб, и ты это знаешь. И даже будь он жив – он бы сам потребовал сделать всё для победы над Риготт. Это важнее, чем любой из нас».
Мэри размотала катушку, чуть ослабила нитку. Змей взмыл в воздух на несколько футов. Стрелка бешено вращалась, не желая задерживаться ни на одной из картинок.
Папа вскинул руку.
– Постойте! – велел он. – Подпустим их ближе. Чтобы наши люди могли обойти их с флангов и расколоть силы Риготт.
Кара с нарастающей дрожью следила за наёмниками. В чём-то они даже страшнее тварей Риготт. У монстров были могучие инстинкты, это Кара могла понять, – но такая кровожадность в глазах людей казалась воистину устрашающей.
– Давай! – воскликнул отец.
Мэри отпустила змея на волю. Тот поймал ветер и взмыл в небо. Прежде, чем он поднялся достаточно высоко, чтобы скрыться из вида, Кара разглядела, как вертушка остановилась на грозовой туче.
И хлынул дождь.
Лило как из ведра. Грохотал гром, испуганные кони брыкались и вставали на дыбы, сбрасывая всадников на землю. Однако беспорядок царил недолго. Не прошло и минуты, как войска Риготт опомнились и пришли в себя. Они снова двинулись вперёд, пусть и не так стремительно, но решительно стиснув зубы. Подумаешь, какая-то гроза! Их это не остановит.
Вот только гроза не была просто грозой.
Это был ещё и сигнал.
Из чащи леса с обеих сторон хлынули на поляну сотни солдат.
Эти подкрепления появились благодаря той роли, которую сыграл в их планах папа. Он притворился Тимофом Клэном и отправил послания во все четыре области Сентиума, призвав их армии в Де-Норан на последнюю битву с Паучьей Королевой. Кара сомневалась, что кто-то откликнется, однако спустя несколько недель напряжённого ожидания прибыл первый корабль, из Ильмы. За ним вскоре последовали и другие.
Они явились не ради Клэна. А ради Кары.
Все были наслышаны о юной ведьме, что освободила от зла деревню Де-Норан, одолела Лесного Демона, спасла детей Наева Причала, изгнала злого духа из замка Долроуз и ранила Риготт в сражении у гробницы Клэна. Ходили слухи, будто даже самые свирепые твари склоняются пред добротой её сердца.
Её так и прозвали: Кара Добрая.
Она была их единственной надеждой на спасение, и теперь они сражались во имя неё.
По оружию можно было различить, кто из какой области прибыл. Воины Ильмы с убийственной точностью выпускали в цель свешаровые стрелы. Рыцари Люкса носили хрустальные доспехи и рубились дивными мечами, что выглядели как стеклянные, но никогда не разбивались. Бойцы из Аурена сражались голыми руками и использовали маленькие колокольчики – ими они звенели над ухом у противников, и те в мучениях валились на землю. Отряд из Катта – самый малочисленный – был экипирован чёрными масками (такие же Кара видела в свупе), прозрачные трубки от которых тянулись к металлическим баллонам у них за спиной. Каттиане держались на краю сражения и метали стеклянные шары в скопления врага. Разбиваясь, шары выпускали наружу клубы газа, от которых все, кто находился поблизости, немедленно покрывались волдырями и нарывами и принимались вопить от боли.
Наёмников становилось всё меньше, однако они по-прежнему свирепо бились, неся смерть на концах отточенных клинков.
– Папа! – выкрикнула Кара.
Отец Кары вскинул в воздух свой посох с шаром и ринулся в бой. Серые плащи последовали за ним. Посохи с устрашающим жужжанием подсекали ноги и били по головам, и неприятель, зажатый меж двух вражеских войск, начал проявлять первые признаки паники.
А в вышине стрелка на змее перескочила на другую картинку. Дождь перестал так же внезапно, как и начался, – будто слив заткнули пробкой, – ослепительно засияло солнце и наступила невыносимая жара. Люксианцы немедленно воспользовались неожиданным преимуществом, умело разворачивая свои слёзные мечи так, чтобы солнечные блики слепили противников.
Ещё больше наёмников рухнуло наземь. Некоторые бросились бежать в Чащобу.
Риготт выпустила своих монстров.
Кара – своих.
Твари встретились с тварями к северу от основного сражения. Через головы солдат Кара видела лишь самых крупных животных, но чувствовала она всех. Их свирепые инстинкты пронизывали её до самых костей. Все звериные крики и вопли, какие только можно вообразить, и иные, которых и вообразить нельзя, заглушили лязг оружия: рёв и блеяние, рык и шипение, визг и фырканье… Были и другие звуки: рвущейся плоти, брызжущей крови, – и от них Карино тело, словно ударами молний, пронизывала боль. Она страдала, как страдали её создания. Кара научилась ослаблять эту связь, и даже разрывать её вовсе, но нарочно решила не делать этого. Те, кем она управляла, доверили ей свои жизни, и было бы крайним неуважением не разделить их боль.
