Впрочем, она и сама, находясь в возбуждении и смеясь, не знала еще полной причины своего появления здесь, потому что произошло все неожиданно – как снег на голову в летний день. Появился вчерашним утром в номере у нее Филипп Травкин и сразу, без предисловий, огорошил:
– Арина Васильевна, в прошлый раз не сказал, побоялся Якова Сергеевича, сильно уж косо он на меня поглядывал. Знаю я людей, которые на Естифеева большой зуб имеют и речь с ними заводил про ваш случай, но они осторожные, не доверяются до конца. Привези, говорят, к нам свою певицу, посмотрим на нее, а там и решим. Завтра ждут, вечером.
– У меня же концерт завтра! – воскликнула Арина и вздрогнула от услышанного известия.
– А Лиходей зачем здесь обретается?! Домчит, успеете!
– Куда домчит, Филя? И кто эти люди?
Торопясь, перепрыгивая с одного на другое и постоянно оглядываясь на дверь – боялся, что появится Черногорин, – Филипп рассказал, что еще год назад добирался он из дальних своих странствий до Иргита, но в дороге сильно поизносился, отощал и оказался без единой копейки – хоть садись на паперти и проси милостыню. Но на станции Круглой, до которой он дотопал своим ходом, улыбнулась ему удача: разговорился случайно с двумя инженерами, и они, узнав, что он бывший приказчик, взяли его на работу с испытательным сроком в один месяц. За этот месяц Филипп так показал себя как расторопный и дельный работник, что они в нем души не чаяли. И вот однажды услышал он между ними разговор о Естифееве и понял из этого разговора, что инженеры хотят извести старикана под корень. Тогда он им и открылся, поведал, каким манером искорежена была судьба молодого приказчика Травкина.
Инженеры выхлопотали ему отпуск, выплатили без всякой проволочки жалованье и отправили в Иргит с единственным наказом: разузнать все, что возможно, о Естифееве. Толком он узнать еще ничего не успел, но после встречи с Ариной кинулся обратно в Круглую и получил от инженеров разрешение: вези сюда певицу якобы для выступления, встретим ее как полагается, а дальше видно будет – от какого угла плясать.
Арина, не раздумывая, дала согласие. Ни Черногорину, ни Ласточке, ни Сухову с Благининым, ни слова не сказала, и кинулась на лиходеевской тройке в неведомую Круглую, к неведомым людям, как в глубокий и темный омут, прихватив с собой сотника Дугу. Мало ли какая неожиданность случиться может.
И вот она здесь.
Не успела еще перевести дыхания, как оказалась на деревянном помосте, где на стульях уже рассаживался струнный оркестр. Музыканты – все в парадных мундирах железнодорожного ведомства и главного переселенческого управления – уверенно держали в руках мандолины, гитары, балалайки, и один из них, высокий, русоволосый, похожий на сказочного Садко со цветной литографической картинки, наклонился учтиво и быстрым говорком сказал:
– Будьте снисходительны, Арина Васильевна, к нашему доморощенному оркестру. Мы не так уж часто играем, но репертуар ваш нам хорошо известен. С чего начнем?
– С «Лучинушки», – также быстро ответила Арина, и успела еще, до первых аккордов, быстро, скороговоркой, прочитать про себя «Отче наш».
Никаких лавок и сидений перед помостом не было – люди стояли, озаренные костровыми отсветами, лица их то появлялись, то исчезали в полутьме, и от этой смены света и тени казалось, что людей очень много, тысячи и тысячи заполняют поле, до самых его краев, упираясь спинами в смутно темнеющий березняк, который полукругом опоясывал пространство. Стояли чиновники железнодорожного ведомства и главного переселенческого управления со своими женами и детьми, стояли студенты-медики, которых направили работать в переселенческом пункте, стояли рабочие, мастеровые, стояли переселенцы, ехавшие в дальние и неизвестные края за лучшей долей – все вперемешку, без чинов и званий; стояли русские люди и хотелось им слышать голос Арины Бурановой, хотелось отозваться на этот голос единым вздохом и смахнуть нечаянную слезу, вздохнуть, горюя о том, что одолела тоска-кручина, словно подколодная змея ужалила, и нет, и не будет больше любимой, и остается только попросить сырую землю, чтобы расступилась она и упокоила горемычного в тихой гробовой келье…
Даже вездесущие мальчишки, шнырявшие перед дощатым помостом, притихли и прилегли прямо на землю, друг возле дружки, словно поняли своими маленькими сердечками, что все происходящее нужно обязательно запомнить – для будущей жизни, когда в зрелые уже годы всплывет внезапно воспоминание об этом вечере, и вздрогнет уставшая душа словно окропленная живой водою, вздрогнет для того, чтобы жить дальше, радуясь солнцу и весне, одолевая извечную тоску-кручину.
Раскинув руки, Арина медленно сводила их, протягивая к своим зрителям, словно хотела обнять и прижать к своей груди всех до единого, кто сейчас стоял здесь. Все, что имела, все, что было в ней, она выплескивала до последней капли и пела в этот вечер при зыбком свете костров так, будто каждая из песен была последней в ее жизни.
Дальше все виделось и плыло перед глазами, как в тумане. Ей неистово хлопали после каждой песни, бросали цветы на помост, а после, когда она сошла на землю, какие-то молодые люди подхватили ее на руки и на руках несли до лиходеевской коляски, а затем какое-то время еще бежали следом, кричали прощальные слова, пока не растворилась коляска в непроницаемой уже темени.
Только возле Круглого озера, зачерпнув ладошкой холодной воды и остудив пылающее лицо, Арина пришла в себя и огляделась. Вспомнила – ради какой надобности приезжала она на станцию Круглая. И увидела кроме лиходеевской еще одну коляску, Николая Дугу, молчаливо стоявшего в отдалении, Филиппа, тащившего к маленькому костерку раскладной стульчик, и у костерка – двух молодых людей в служебных мундирах, один из которых дирижировал струнным оркестром и был похож на сказочного Садко.
Филипп установил стульчик на землю и позвал:
– Арина Васильевна, прошу вас, присаживайтесь, отдыхайте. Вот так, вот и отлично. А теперь позвольте представить – инженер Свидерский Леонид Максимович, инженер Багаев Леонтий Иванович. Вот о них я вам и рассказывал…
Похожим на Садко оказался Свидерский, он склонился, целуя руку Арине, и спросил:
– Я надеюсь, наш доморощенный оркестр вам не очень мешал?
– Что вы! Что вы! – улыбнулась ему в ответ Арина. – Вы замечательно играете! Просто замечательно!
– Понимаю, что оценка завышена, но все равно польщен. Спасибо!
Рядом со своим товарищем-красавцем Багаев явно проигрывал: невысокий, рыжеватый, худенький, в пенсне, стеклышки которого от света костра то и дело вспыхивали красными кружками. Но голос, когда он заговорил, оказался по-командирски уверенным и жестким:
– Как я понимаю, Арина Васильевна, вам быстрее в Иргит нужно вернуться. Поэтому давайте сразу о деле. Этот человек, который у коляски топчется, кто таков? Ему можно доверять? Сюда позвать или пусть там побудет?
– Человек этот, Леонтий Иванович, мой поклонник, зовут его Николай Григорьевич Дуга, казачий сотник, и в скором времени собираются его женить на падчерице Естифеева.
