– Интересно. Ладно, пусть там постоит. Ну что же, Арина Васильевна, давайте выясним, как говорят военные, нашу диспозицию. Насколько я понимаю, есть у нас один общий противник, замечательный иргитский купец Семен Александрович Естифеев. Человек он незаурядный, умный и хваткий. И еще, что немаловажно, жестокий. Возникнет надобность, он и перед смертоубийством не остановится. Это я для того говорю, чтобы вы предвидели степень опасности…
– Я эту степень на своей шкуре прочувствовала… – перебила его Арина.
– Ваше дело давнее, и кредит губернскому банку по сравнению с нынешними оборотами Естифеева, это так себе, тьфу, мелкие семечки.
– Не пойму я вас, Леонтий Иванович, все пугаете меня, пугаете… Когда о деле говорить начнете? – Арина сердито поднялась со стульчика.
– Да вы успокойтесь, – вмешался в разговор Свидерский, и осторожно, ласково взяв Арину за плечи, усадил ее на стульчик, – Леонтий Иванович человек у нас строгий, как казенный параграф, и никаких эмоций не признает, простите его великодушно…
– Зато ты у нас непревзойденный мастер по эмоциям, – Багаев наклонился, поднял с земли сухую веточку, переломил ее несколько раз и бросил в огонь. Видно было, что он недоволен вмешательством Свидерского в разговор.
Но надо было знать несравненную!
Редкий человек, когда она этого желала, мог устоять перед ее обаянием.
Порывисто поднялась со стульчика, шагнула к Свидерскому и Багаеву, протягивая к ним руки, и покаянно склонила голову, словно собиралась отдать низкий земной поклон. Голосом задушевным, чуть звенящим от волнения, заговорила и лишь камни замшелые, потрескавшиеся от старости, могли не отозваться на этот голос:
– Милые мои господа, Леонтий Иванович, Леонид Максимович, простите меня, ради Христа, неразумную! Вы мне такой чудный вечер подарили! Я все еще как не в себе! Простите, что так резко высказалась. Знаете, это от волнения. И еще раз простите – я ужасно проголодалась… Филя, там корзина в коляске, тащи ее сюда!
– Вы уж нас не обижайте, Арина Васильевна, у нас тоже корзина имеется, тем более, что вы – гостья! А мы – хозяева! Не извольте беспокоиться! Филипп! – Свидерский повернулся к Филиппу, но тот и без приказания знал, что ему нужно делать, и возле костра мигом появился раскладной столик и две большие плетеные корзины.
– Давайте мы пока прогуляемся! – Арина подхватила под руки Свидерского и Багаева, повела их к озеру, к самой кромке берега, и там, словно остыв от влажной прохлады, которой наносило от водной глади Круглого, они говорили уже спокойно и вполне доверительно.
Молодые инженеры, не осторожничая, откровенно рассказали Арине суть своего беспокойства. Заключалась же она в следующем. Приехав сюда год назад, они поначалу никак не могли понять и разобраться – почему все означенные сроки постоянно срываются из-за нехватки леса, кирпича, железа, гвоздей и прочих строительных материалов. Прибывали они, через пень-колоду, с вечным опозданием и плохого качества. Стали интересоваться – в чем причина? И выяснили, что главным подрядчиком является купец Естифеев. Но мало того, что он все сроки срывает, мало этого… Въедливый в своей службе Багаев залез в бумаги, положил рядом с собой счеты и щелкал по вечерам костяшками целую неделю. И нащелкал! Такого нащелкал, что, не дождавшись утра, побежал к Свидерскому на квартиру, разбудил его посреди ночи и огорошил: главный подрядчик-то – ворюга несусветный!
Дальше Багаев пространно начал говорить о торгах, ведомостях, договорах, поставках, но Арина умоляюще его перебила:
– Леонтий Иванович, голубчик миленький, это ж для меня лес темный! Не тратьте время, я все равно не пойму, мне бы попроще…
– Ну, если попроще, это к Свидерскому, – усмехнулся Багаев, – он у нас любит все упрощать.
– Потому что сама жизнь проста и немудрена, усложнять ее совсем не требуется, – весело отозвался Свидерский, – представьте себе, Арина Васильевна, что нам вот здесь, на берегу Круглого, нужно построить стену. Сколько для нее потребуется кирпича? Начинают считать: длина стены вот такая, ширина вот такая, а высота – вот какая! Складывают все это, умножают и получается – тысяча кирпичей, допустим, требуется, чтобы эту стену построить. Объявляются торги – кто поставит кирпич, желательно подешевле? Но только на торгах этих для нашей стены требуется уже не тысяча, а две тысячи кирпичей! Как так? Откуда? Почему? Да потому, что нужный человек, не альтруист, конечно, насчитал столько, сколько его попросили. И вот торги. Появляется на них Естифеев, либо его доверенный человек, и сбивает напрочь цену конкурентов, потому как знает наперед, что поставить ему придется одну, а не две тысячи этого несчастного кирпича. В итоге – стена построена? Построена! Сколько на нее кирпича ушло? Да кто его ведает!
– Я, конечно, плохо разбираюсь, но только вот думаю – это ведь одному Естифееву не под силу, кто-то же содействует ему!
– В том-то и дело, что содействуют, но мы лишь некоторых знаем, – Багаев помолчал и добавил: – Нам ваша помощь требуется, Арина Васильевна.
– Да чем же я помогу, миленькие, если я ничего не смыслю в таких делах?
– А вам и не надо в них разбираться, Арина Васильевна, – упрямо гнул свое Багаев, – как нам стало известно, с инспекционной поездкой до Владивостока едет высокий чин управления по сооружению железных дорог нашего славного Министерства путей сообщения. Он обязательно должен здесь остановиться. Мы вам бумаги подготовим, а вы эти бумаги ему передадите, прямо в руки.
Подождите, подождите, Леонтий Иванович… А где я его увижу?
– Увидите. Он является вашим поклонником, нам об этом верные люди сказали, даже запрос сюда по телеграфу делал – до какого числа Буранова гастролировать будет? И просил обеспечить ему хорошее место в театре. Так что, на один из ваших концертов обязательно придет. А дальше… дальше от вас зависит.
– Поймите, – Свидерский порывисто схватил Арину за руку, – мы сами не можем передать, нас никто к нему не допустит, слишком наши чины мелкие. Можно, конечно, прорваться через свиту и вручить, но тогда объяснить придется – что в этих бумагах. А рядом будут стоять наши противники и все услышат. Пока суд да дело, пока разбирательство начнется, они успеют все следы замести. А мы с Багаевым окажемся виноватыми. Теперь понимаете?
– Да не совсем уж я глупая, Леонид Максимович. Кое-что понимаю, – Арина резко повернулась, пошла, направляясь к костру и на ходу, как о чем-то обыденном и не стоящем внимания, сообщила: – Все сделаю, что смогу, не сомневайтесь, миленькие. А теперь покормите меня, господа, поимейте жалость к бедной певунье.
Подошла к костру, протянула к огню раскрытые ладони и крикнула:
– Николай Григорьевич! Хватит скучать, иди к нам, гулять будем!
Когда он подошел, Арина, словно извиняясь за невнимание, за то, что оставила его одного возле коляски, прижалась к нему плечом и нежным голосом попросила подать ей кусочек ветчины с черным хлебом.
7
Рано утром, едва только рассвело, Иргит умылся коротким и теплым дождиком, словно резвая баловница зачерпнула воды в ладошку и брызнула. Летучая пыль осела под водяными каплями, еще ярче зазеленела молодая трава на обочинах улиц, а когда взошло солнце, она вспыхнула, как осыпанная стеклянным крошевом. Горизонт распахнулся до бесконечности, небо поднялось выше, воздух не колыхался, и трехцветный флаг, поднятый в высоту в знак торжественного события – открытия Никольской ярмарки, безвольно повис в безветрии и даже ни разу не распрямился.
