– Нас просватали! За братьев, Морозовы их кличут! Ленушка, да ты скажи тяте. Корнеюшка, подскочи к нам!
Но Корней Морозов, даже не обернулся на ее голос, только рукой взмахнул и помчался вперед, следом за ним пустил вскачь своего коня и брат Иван – не имели они права задерживаться, потому что их срочно призывал к себе сотник Дуга.
От неожиданности Поликарп Андреевич даже пальцы разжал, выпуская на волю толстую косу дочери. Он ведь совершенно искренне забыл и заспал свое обещание, которое давал в земляной яме. Да разве это обещание было?! Мало ли что скажет человек, пребывая в отчаянности?! Мало ли какое слово ненароком сорвется с языка, когда родные души спасти хочешь?! А эти ухари на ус намотали и уже к дочерям подобрались! Корнеюшка! Шиш вам с маком, а не Елену с Клавдией!
Поликарп Андреевич сложил большой грязный кукиш и увесисто выкинул его вслед братьям Морозовым. Но они этого кукиша не увидели, они неслись, сломя головы, за сотником, который с места пустил своего Соколка в галоп – столь стремительно, что даже Лиходей на своей знаменитой тройке отстал. А скоро и совсем остановился – спицы в колесе не выдержали отчаянной езды. Вылетели с треском и обод, окованный железной пластиной, согнулся, как тряпичный.
– Приехали, слезай… – Лиходей пошарился у себя в ногах, вытащил балалайку и с силой ударил по двум струнам.
Филипп выбрался из коляски, глянул на изуродованное колесо, обреченно махнул рукой и, отойдя от дороги, прилег на траву. А что он еще мог сделать? Хоть закричись посреди пустого поля, толку все равно не будет. Одно оставалось – смириться. И одно утешало: все, что нужно, он исполнил, даже, казалось бы, невозможное, ведь для того, чтобы узнать, где находится Николай Дуга, он разыскал его друга, сотника Игнатова, и тот ему поверил, указал примерное место, где могли находиться казаки.
А теперь… Теперь, как Бог даст…
Филипп перевернулся на спину и стал смотреть в высокое небо, слушая бренчанье двух балалаечных струн, немилосердно терзаемых корявыми пальцами Лиходея.
5
Арина не могла видеть, что зрачки ее глаз расширились, словно она выводила, стоя на сцене, трудную мелодию. Но зато чувствовала, ощущала всем телом, что поднимается в ней тугая волна, несет на своем гребне, и надо только приложить еще одно усилие, чтобы не соскользнуть и не захлебнуться. И тогда волна, какой бы крутой она ни была, вынесет, бережно и плавно, на твердый берег. Арина сделала над собой такое усилие, и голос ее, дрогнув лишь раз, снова зазвучал в полную силу:
– Понимаю, господа, что отняла у вас много времени. Поэтому заканчиваю, мне осталось сказать немного, лишь самое главное. Конечно, вы желаете узнать имя этого человека, который переломал людские судьбы, в том числе и мою. Что же, я назову это имя. Зовут его Семен Александрович Естифеев, и сидит он сейчас вместе с вами, и вместе с вами задумал провернуть еще одно дельце, для чего и привезли сюда уважаемого господина Петрова-Мясоедова, которого я должна всячески ублажать…
– А ты ведь, милочка, винца перепила, – сурово перебил ее спокойным голосом Естифеев, – тебе не иначе, как отдыхать пора. Я сейчас ребят своих кликну, они мигом тебя до постельки доставят.
Он неторопливо начал подниматься из-за стола, оборачиваясь назад, в ту сторону, где кучкой стояли извозчики, и в этот самый момент все услышали стук конских копыт. Мимо извозчиков, мимо колясок на галопе прошли казачьи кони и замерли, не приближаясь к столам, озаренные неверным шатающимся светом, который делал их и всадников большими, почти огромными.
– Я вам очень благодарна, господа, за приятно проведенный вечер, – Арина облегченно вздохнула и низко, в пояс, поклонилась, а затем, выпрямившись, твердо закончила: – Теперь давайте попрощаемся, время уже позднее. Иван Михайлович, вы не смогли бы задержаться на одну минуту, я вас очень прошу…
Петров-Мясоедов, не поднимаясь с лавки, согласно кивнул седой головой, и на лице его отразилось неподдельное, веселое любопытство, казалось, что он сейчас с нетерпением скажет: ну, и чем еще меня удивят?
Первым из-за стола поднялся Гужеев, сердито отшвырнул салфетку и пошел, не оглядываясь, тяжелым шагом, прижимая руку к левой стороне груди. Он снова ощутил ползущую по спине холодную змею, и ему показалось, что она добирается до сердца, которое бухало тяжело и надсадно. И не было ему уже никакого дела до того, что происходило за его спиной. Да пропади оно все пропадом! И зачем только пошел на поводу у Естифеева…
Сам же Семен Александрович помедлил, не торопясь вставать, и даже сказал, оглядев почти нетронутый стол:
– Благодарствуем за развлечение. Угощайтесь, кушайте-пейте, добра здесь на всех хватит. Только не подавитесь!
И лишь после этого встал, выпрямившись в полный рост, двинулся следом за Чистяковым и Селивановым, которые уходили столь поспешно, словно убегали от погони. Вытянувшись цепочкой, члены Ярмарочного комитета миновали казаков, добрались до колясок и там засуетились извозчики, захлопали вожжи, донесся глухой стук колес, и скоро разом все стихло. Ни одного человека, ни одной коляски – как ветром сдуло!
Черногорин вытащил из кармана руку и облегченно вытер о белую, накрахмаленную манишку потные пальцы, которые уже сводило судорогой – вот как крепко сжимал он рукоять браунинга, готовясь к самой плохой развязке, если бы таковая случилась. На манишке остались темные полосы, а Черногорин, вытянув перед собой руку, удивленно ее разглядывал и пытался понять – неужели бы выстрелил?
Трое официантов растерянно переглядывались между собой, не зная, что им делать. Куда податься? Ехать не на чем. Здесь остаться? Приказания не было.
– Да вы не волнуйтесь, ребята, – разрешила их сомнения Арина, – как Семен Александрович сказал? Ешьте, пейте и угощайтесь. Вот и садитесь за стол, сами, наверное, голодные. Николай Григорьевич! Миленький! Прошу к нам! И казачков своих веди! Все за стол! Гулять нынче будем! А мы, Иван Михайлович, давайте пока пройдемся, уж будьте любезны, не откажите в малой просьбе.
– С удовольствием! – Петров-Мясоедов выбрался из-за стола, взял Арину под руку, для чего ему пришлось согнуться, и осторожно повел ее, направляясь к горе Пушистой, которая едва проявлялась из темноты своими грозными очертаниями.
– Иван Михайлович, понимаю, что вы удивлены. Так вот, чтобы не удивлялись, я сразу хочу вам сказать… – Арина замолчала, подыскивая слова.
– Так и говорите – сразу, – подбодрил ее Петров-Мясоедов, – без предисловий.
– Хорошо. Почетный прием вам устроили для того, чтобы вы помогли этим господам добиться решения в вашем ведомстве о строительстве железной дороги до Иргита. Узнали, что вы являетесь моим поклонником, и поэтому я тоже здесь оказалась, и должна была не только петь, но и… понимаете сами. Я согласилась, потому что у меня к вам имеется личное дело. Там, возле столов, находится коробка с бумагами. Эти бумаги передали мне инженеры со станции Круглой, я ничего в них не понимаю, знаю только одно – воруют на строительных подрядах безмерно. А главный вор – Семен Александрович Естифеев. Возьмите эти бумаги и поговорите с инженерами, их фамилии – Свидерский и Багаев.
