Злоба так исказила лицо сэра Мортимера, что графу захотелось ударить его.
Вместо этого все тем же спокойным, уверенным голосом он произнес:
— Вряд ли вы добьетесь чего-нибудь, если только не обратитесь в Палату лордов. Это потребует очень много времени и очень много денег.
Сэр Мортимер открыл было рот, чтобы разразиться бранью, но осекся на полуслове.
— Палата лордов? — переспросил он.
— Вы не потрудились спросить мое имя и поэтому, возможно, не знаете, что я граф Келвиндэйл.
На мгновение сэр Мортимер, казалось, примерз к полу.
Но тотчас он вновь злобно зашипел:
— Я… я не верю этому! Вы лжете, конечно, вы лжете!
— Я говорю вам правду, — сказал граф усталым голосом, — а если вам нужно подтверждение, вы легко можете получить его от любого в этой деревне, которая, кстати, принадлежит мне.
— Г-граф Келвиндэйл? — проворчал сэр Мортимер. — Я думаю, что видел вас на скачках!
— Вполне возможно, — согласился граф. — У меня много скаковых лошадей, и если вы увлекаетесь скачками, то должны знать, что я выиграл Золотой Кубок в Эскоте месяц назад.
Сэр Мортимер стоял как оглушенный.
Он только таращил глаза на графа, как бы подозревая, что его собираются облапошить.
И в то же время он не мог понять, в чем тут может быть ловушка.
— Может быть… я и узнал вас, — сказал он неохотно, — но почему, черт возьми, вы женились на моей падчерице?
Граф улыбнулся.
— Я сомневаюсь, что вы поняли бы это, даже если бы я и рассказал вам, — ответил он. — Теперь же, поскольку у нас медовый месяц, я надеюсь, вы окажетесь достаточно тактичны, чтобы оставить нас в покое. Вы, как я понимаю, запугивали мою жену в прошлом, но это — как раз то, чего вы не сможете делать в будущем!
— Ну, милорд, — сказал сэр Мортимер уже совсем другим тоном, — если вы действительно женились на моей падчерице, тогда, конечно, я…
— Как я уже сказал вам, — прервал его граф, — у нас теперь медовый месяц, и даже самый толстокожий невежда, полагаю, мог бы понять, что мы хотим побыть наедине.
Граф смерил сэра Мортимера с ног до головы презрительным взглядом и добавил:
— Всего хорошего! Нам больше не о чем говорить!
Ошеломленному, сбитому с толку, все еще чувствующему, что его каким-то образом одурачили, сэру Мортимеру оставалось лишь направиться к двери.
Плечи его поникли.
Похоже, он утратил всю свою спесь.
Дойдя до двери, он оглянулся.
Граф по-прежнему стоял перед камином.
Он ничего не сказал, но глаза его встретили взгляд сэра Мортимера, и тот понял, что побежден.
В нем еще теплилась надежда, что он сумеет каким-то образом снискать расположение человека, о котором он мог бы теперь с еще большей гордостью говорить, как он и мечтал, «мой зять».
Но даже он понимал, что момент для этого явно неподходящий.
Он хорошо помнил, как только что ударил Хариту хлыстом, который все еще держал в руке.
Выйдя из комнаты, он пересек холл и шагнул за, порог.
Лакей помог ему сесть в экипаж.
Уезжая прочь, сэр Мортимер бормотал что-то про себя.
Он ударил Хариту.
Он отчаянно думал теперь, как убедить графа Келвиндэйла, что он сожалеет о своем поступке.
И не находил ответа на этот вопрос.
Глава 7
Граф подождал, пока не услышал, как экипаж сэра Мортимера отъезжает от дома.
Тогда он выглянул в окно и увидел няню в конце сада.
Она, похоже, и не знала, что что-то произошло.
Граф вышел из гостиной, поднялся по лестнице и открыл дверь в спальню Хариты.
Она плакала, и на лице ее было написано отчаяние.
Она подняла голову, когда он вошел.
Тихо произнеся что-то невнятное, как испуганное дитя, попавшее в беду, она бросилась ему навстречу.
Положив руки ему на плечи, она умоляюще заглядывала ему в глаза.
Он понял, что она ожидает известия о неизбежной отправке домой с вместе отчимом.
Но он обнял ее, прижал к себе, и губы его коснулись ее губ.
Он почувствовал, как она вздрогнула, но в следующий же миг придвинулась к нему.
Ее губы были такими мягкими, нежными и невинными.
Его поцелуй был вначале нежным и осторожным, но блаженство, нахлынувшее на нее, передалось ему в ответном поцелуе.
Он не испытывал ничего подобного прежде.
Он прижимал ее к себе все крепче, и его поцелуй становился все более алчущим и страстным.
Харите казалось, что перед ней открылись Небесные Врата.
Она была уверена, что отчим сейчас заберет ее.
Она лишь молилась, когда ушла в спальню, чтобы Дэрол поцеловал ее хотя бы раз, прежде чем она покинет его, чтобы она сохранила в своей памяти этот поцелуй.
«Мне… придется… убить себя, — думала она тогда. — Я не знаю… как… сделать это, но я люблю Дэрола, и никакой… другой мужчина никогда… не коснется меня!»
И вот теперь Дэрол целовал ее, и это было еще более чудесно, еще более прекрасно, чем она могла себе представить.
Боль у нее в груди прошла.
Она уступила место восторгу, такому, какого Харита никогда не знала ранее и который возносил ее в небеса.
Дэрол поднял на нее взгляд и увидел, насколько преобразилось ее лицо.
Он никогда не представлял, что женщина может быть такой сияющей, такой лучезарной и прелестной.
Он понял, что так преобразить человека может только любовь.
Не говоря ничего, он вновь поцеловал ее, и теперь она словно стала частицей его самого, чего в прошлом он не испытывал ни с какой другой женщиной.
Наконец, когда губы их разомкнулись, она промолвила голосом, подобным пению ангелов:
— Я… я молилась… так молилась… чтобы вы… поцеловали меня… всего лишь раз… прежде чем мне придется… оставить вас.
— Ваш отчим уехал, — тихо сказал граф.
— Без… меня? Я должна… следовать за ним?
— Вы никогда больше не увидите его.
Харита смотрела на него с изумлением и непониманием.
— Вы хотите сказать?.. Я… не понимаю… как вы смогли… заставить его уехать?
— Он оставил нас, — медленно произнес граф, — потому что я сказал ему, что мы поженились.
— И… он поверил… вам?
— Я заставил его поверить мне.
