– Да, я тут, – отзываюсь я.
– Однажды я тебя убью.
– Знаю.
И снова наступает тишина.
Жутко осознавать, что половины заключенных нет, что на них сейчас проводят эксперименты, в то время как мы стоим тут и греемся в лучах солнца. Они могут уже быть мертвы к этому часу.
– Лука? – слышу голос Кины за стеной справа.
– Да?
– Не нравится мне все это.
– Мне тоже.
– Как думаешь, группа «А» в порядке?
– Да, – отвечаю я слишком быстро. – Уверен, с ними все хорошо. Они вернутся ближе к вечеру, и завтра утром мы спросим их, как все прошло и что там было.
– А потом настанет наша очередь, – отмечает Кина.
– Лука Кейн, – кричит Тайко, – я убью тебя!
– Угомонись уже! – кричит Малакай ему в ответ.
И Тайко умолкает.
Сегодня все разговаривают тихо, словно не желая беспокоить остальных. До закрытия стен остается одна минута, мы прощаемся и расходимся по камерам.
Прошло так много времени, что я начинаю верить: Рен арестовали, бросили в Блок, и я никогда больше ее не увижу.
Наконец люк открывается.
– Здравствуй, Лука.
– Привет, Рен, – здороваюсь я в ответ, невольно задыхаясь от накрывающей меня волны комфорта при появлении этой девушки. Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на нее, и чувства мои усиливаются: она так красива, так прекрасна, что сердце в груди сжимается от боли.
– Слушай, я принесла тебе книгу, – говорит она, протягивая мне книгу в мягкой обложке.
– Ух ты, Рен, спасибо! Я прочитаю ее сразу же, как закончу «Властелина ко…»
– Нет, Лука, прочти ее сегодня.
Я всматриваюсь в умоляющие глаза Рен:
– Конечно, прочту сегодня.
– Хорошо, – отвечает она дрожащим голосом. – Думаю, тебе будет интересно.
Я изучаю обложку: на ней изображен большой замок, стоящий на вершине утеса, у основания которого плещутся морские волны.
– «Граф Монте-Кристо», – читаю я вслух.
– Да, это классика, – объясняет Рен, наклоняясь и протягивая мне контейнер с едой.
Я встаю и хватаю его, игнорируя тревогу о проникновении в камеру; пальцы Рен касаются моих, и она смотрит на меня умоляющими глазами. Я киваю ей, подтверждая, что понимаю, что что-то неладно, и забираю еду.
– Что ж, мне пора. Скоро увидимся.
– Рен, постой… – Но люк закрывается, и я остаюсь один в тишине.
Я смотрю на коробку с лапшой, затем на книгу в руках. Бросив еду на кровать, я открываю первую страницу и просматриваю текст. Писатель рассказывает о большом корабле, причаливающем к берегу. Ничего существенного, ничего такого, что объяснило бы явную попытку Рен передать мне нечто важное.
Перевернув лист, я замираю. На третьей странице сверху донизу поверх текста красным цветом написано почерком Рен:
Лука, ты должен выбраться отсюда…
Я захлопываю книгу как можно скорее, думая об имплантированной камере у меня во лбу. Знает ли Рен что-то, о чем мне не известно? Не следит ли правительство за нами более пристально, чем обычно?
Я небрежно бросаю книгу на кровать и принимаюсь за еду. Минут двадцать я трачу на поедание лапши, которую есть вовсе не хочется, а затем жду наступления ночи.
Только к часу ночи я смог взяться за книгу.
Я расстроен настолько, что впервые за год не смотрю на дождь. Я демонстративно зеваю и потягиваюсь – да, знаю, вероятность того, что кто-нибудь увидит кадры с моей паноптической камеры, мала, но я не могу рисковать.
Я ложусь в кровать, опускаю голову на подушку, протянув руку, беру книгу и натягиваю одеяло на голову. Я кладу руку на лоб так, чтобы закрыть камеру и укрыться от посторонних глаз.
Открываю третью страницу и читаю:
Лука, ты должен выбраться отсюда. Заключенные группы «А» вернулись. Все они несколько часов были без сознания, а когда проснулись, то были дезориентированы и сбиты с толку, но потом они изменились. Стали вести себя неразумно, молча выхаживали по камере, пинали и стучали в двери, бились головой об пол, не издавая ни звука. Некоторые умерли, и я думаю, что остальных ждет та же участь. Лука, самое ужасное то, что они все время улыбаются – медленно убивая себя, они улыбаются так, будто счастливы. С тех пор как мне по ошибке прислали тот файл в Линзе, я под постоянным наблюдением. Я не могу помочь, но ты должен попытаться сбежать из Аркана. Не знаю как, не уверена, что это вообще возможно, но ты должен попытаться, Лука. Найди способ. Дождись удобного случая и не упусти его. Я предупрежу всех, кого смогу. Я очень хочу помочь, но за мной следят. Делай все, что сочтешь нужным.
Рен
Я читаю ее сообщение еще раз и еще.
Чуть больше, чем через сутки, меня доставят в Терминал, и там со мной произойдет то же, что и с группой «А».
Перевернув страницу, я убираю руку со лба и притворяюсь, что читаю, пытаясь при этом успокоить колотящееся сердце.
Как, черт возьми, мне сбежать? За семьдесят лет существования Аркана никто так и не вырвался отсюда. Даже близко никому такое не удавалось.
Это невозможно. Сообщение Рен – по сути простое предупреждение о грядущей смерти.
«Что ж, – размышляю я, – значит, так тому и быть. В любом случае, как долго смог бы я в таком месте оставаться в здравом уме?»
Я подавляю слезы, собирая волю в кулак.
Когда придет время Отсрочки, я буду готов сбежать в любой момент, если такой выдастся, но если не будет и малейшего шанса, тогда я приму свою судьбу.
Закрыв книгу, я поворачиваюсь к экрану.
– Хэппи?
– Да, заключенный 9–70–981? – отвечает голос.
– Паноптическое воспроизведение. День первый в Аркане, время 17:17.
– Конечно.
Экран меркнет, а через двадцать секунд оживает и выводит видеоизображение того, как я вхожу в тюрьму. Я слышу свое испуганное учащенное дыхание; меня ведут по коридору Аркана, затем сопровождающий меня солдат, в руках у которого сердечный детонатор – небольшое цилиндрическое устройство, связанное со взрывчаткой в форме знака бесконечности, ранее имплантированной в мое сердце, – приказывает мне остановиться, открывает дверь камеры, заталкивает меня внутрь и захлопывает за мной дверь.
Хэппи позволяет заключенным просматривать не более четырех минут воспоминаний ежедневно. Самое жестокое – то, что просматривать можно только воспоминания из жизни-в-Аркане, и ничего из жизни-до-него.
Я просматриваю, как оглядывал стены, пошатываясь и думая, что вот-вот потеряю сознание, чувствовал их бетонный холод, изучал двор сквозь крошечное окно.
