Мейбл снова кричит, на этот раз гораздо тише, издавая булькающие звуки – жизнь покидает ее.
– Отпусти! Мы должны спасти ее!
– Послушай, Блю, ее нет, ее не спасти. А если мы с тобой останемся в этом туннеле еще хоть немного, то станем следующими.
Я поднимаю мальчишку на ноги и тащу обратно к платформе. Он продолжает сопротивляться до тех пор, пока крики Мейбл не смолкают.
– Ненавижу тебя, – шепчет Блю. – Я чертовски тебя ненавижу!
– Знаю, – отвечаю я, и мы возвращаемся во двор.
Блю поднимается по стене первым, медленно и вяло, и, добравшись до вершины, не принимает помощь ребят, подающих ему руки, а подтягивается сам.
Я поднимаюсь следом, в ушах звенят отголоски криков умирающей Мейбл. Мы не могли спасти ее, было слишком поздно: нельзя было бежать в кромешную темноту и слепо сражаться с армией крыс. Нам пришлось ее оставить.
Или нет?
Наконец я поднимаюсь на крышу под выжидающие взгляды друзей. Я молча качаю головой, забираю у Кины детонатор и иду к противоположному краю крыши. Я оглядываю пустошь вокруг Аркана – долину пыльных дюн и обугленных, мертвых деревьев.
Стена, ведущая вниз по ту сторону, представляет собой бетонную решетку, в которую легко просунуть руки и ноги. Я спускаюсь первым, бетон под ногами слегка крошится и осыпается; не обращая внимания на жгучую боль и используя только одну свободную руку, я легко достигаю земли. Хочется посмотреть наверх: не нужна ли помощь остальным, – но нельзя, чтобы они видели мои слезы.
Кина спускается следующей и, встав рядом, кладет руку мне на плечо. Я выдавливаю слабую улыбку.
– Ты в порядке?
– Да, спасибо, – киваю я.
Мы поворачиваемся, чтобы помочь Поду, которого направляет Игби. За ними следует Тайко, затем Пандер и Блю – он отходит и одиноко стоит в стороне, глядя на горизонт. После спускается Малакай, спрыгивая на последних метрах. Акими перешагивает через край и, осторожно нащупав точки опоры, уверенно движется вниз.
– Спускаться намного сложнее, чем подниматься, – кричит она с середины стены.
– У тебя отлично получается, – подбадривает Кина.
Акими замолкает на полуслове, когда выемка, куда она просунула правую ногу, неожиданно рассыпается. Бетон крошится и с грохотом катится вниз, оставляя за собой клубы пыли. Акими кричит, повиснув на одних руках и раскачивая ногами.
– Я не удержусь, – выдыхает она и падает раньше, чем мы успеваем что-либо сделать. Ее красное платье вздымается и колышется в воздухе. Акими грузно приземляется на спину, и мы слышим жуткий треск ее правой лодыжки.
– Акими! – Игби подбегает к ней.
– Черт, черт, черт! – шипит она сквозь стиснутые зубы.
– Дерьмо! Ты в порядке?! – спрашивает Игби, падая рядом на колени.
– Правая лодыжка, она сломана, черт, я знаю, что сломана. Вот дерьмо, лодыжку сломала!
– Ребята, – обращается к нам Пандер, стоя на краю пыльной дюны, – нам нужно двигаться, сейчас же.
Я поднимаюсь на дюну к Пандер, утопая ногами в мелкой грязи, и смотрю туда, куда она указывает. В нашу сторону по грязной земле движется небольшая группа из пятнадцати-двадцати солдат, одетых в черное, с УЗП на груди.
– Что они здесь делают? – недоумевает Кина. – Здесь на мили вокруг ничего нет.
– Думаете, они за нами? – спрашивает Малакай, присоединяясь к нам на дюне.
– Давайте не будем это проверять, – предлагаю я.
Мы быстро ложимся на землю, с легкостью сползая вниз к остальной группе.
– Акими, мне очень жаль, но нам нужно уходить, сейчас же, – говорит Малакай, подбегая к ней и наклоняясь, чтобы взять ее за руки. – Сможешь переложить вес на здоровую ногу?
– Попробую, – отвечает Акими, тяжело дыша.
Малакай поднимает ее на ноги, и мы движемся к склону, в противоположную сторону от тюрьмы и солдат. Акими хромает и прыгает, насколько это возможно, Игби придерживает ее с одной стороны, а Малакай – с другой.
Потребовалось немало времени и усилий, чтобы взобраться на пыльный холм, и еще больше – чтобы спуститься с него; кажется, минула целая вечность, но вот мы видим впереди вход в крысиный туннель и железнодорожную платформу деревни.
Минут через десять мы наконец добираемся до платформы и ненадолго останавливаемся на привал.
Пытаясь отдышаться, один за другим мы начинаем улыбаться. Я смотрю, как сбежавшие заключенные оглядываются, жадно дыша свежим воздухом свободы, и восхищаются красным солнцем на линии горизонта. Они обнимаются, прыгают и радуются, Пандер пританцовывает, и Акими, несмотря на боль, радостно смеется.
Несмотря на пережитое, я не могу сдержать улыбки, наблюдая, как эти молодые люди, некогда смирившиеся с жизнью в заточении, в одиночестве, с участью раба для жатвы энергии, теперь искренне радуются свободе.
И хотя где-то там идет война, в этот момент мы по-настоящему счастливы, и на ум приходит мысль, что лучше быть свободным в рушащемся мире, чем рабом в утопии.
Единственный, кто не радуется, – это малыш Блю. Он сидит на земле, скрестив ноги и прикрыв лицо руками. Я знаю, что он винит себя в смерти Мейбл. Я тоже виню себя. Мне жаль его: бремя, которое он возлагает на свои молодые плечи, разрушительно.
Улыбаясь, я оглядываю группу ликующих беглецов. Я позволяю себе на мгновение почувствовать себя счастливым. Потом я поговорю с Блю, постараюсь объяснить ему, что смерть Мейбл не его вина. Глубоко вздохнув, я снова улыбаюсь. Ощущение счастья, которое я испытываю в данный момент, резко обрывается, когда я вижу Тайко: он освобождается из объятий, смеясь, и поворачивается ко мне. Прищурившись, достает из комбинезона пистолет и направляет его прямо на меня.
«Я был прав, – думаю я, похолодев от испуга, – все это время он и правда планировал убить меня». Я знал это с самого начала, надо было доверять своим инстинктам. Не стоило выпускать его из камеры.
– Постой, – только и могу вымолвить я слабым и тихим голосом.
Я не успеваю отреагировать, как Тайко выхватывает детонатор у меня из рук.
День 1 вне Аркана
Я чувствую, как дротик транквилизатора просвистывает мимо моего уха, оборачиваюсь и вижу, как мужчина лет пятидесяти, лысеющий, в белой рваной рубашке и красном галстуке, пошатываясь и непрестанно моргая, падает на землю. Все застыли, молча переводя взгляд с Полоумного на Тайко и обратно.
Дрожащей рукой он переводит курок и на этот раз целится четко в меня.
«Вероятно, он взял пистолет с транквилизатором в моей камере. Как же я не заметил, что забыл его?»
– Почему ты меня выпустил? Ты же знаешь, я жажду твоей смерти, так почему?
Я открываю рот, чтобы ответить, но не могу подобрать правильных слов; сам не знаю, почему освободил его, когда логичнее было бы оставить его умирать.
