Рен прощается и, подмигнув, закрывает люк. Я улыбаюсь в ответ, замирая от счастья.
Я встречаю жатву с улыбкой. Да, стоит болезненному процессу начаться, как улыбка исчезает, но сегодня я могу с этим справиться. Дождь приходит и уходит, я лежу на кровати, чувствуя, как силы постепенно возвращаются. Но сегодня я спать не буду, сегодня я жду.
Я наблюдаю, как время на часах переключается с 01:59 на 02:00, и на долю секунды экран мерцает.
Я достаю из-под подушки шапку и натягиваю черную вязаную ткань на паноптическую камеру, встроенную у меня во лбу. Это всего лишь мера предосторожности, ведь правительство может получить доступ к этим камерам только с разрешения гражданина, или если тот подозревается в активном участии в совершении преступления, или в случае пропажи человека.
Я сажусь на кровати, не сводя глаз с толстой стальной двери, жду. Слышу щелчок замка с металлическим скрежетом, ручка снаружи опускается. Дверь открывается.
– Готов? – спрашивает Рен, улыбаясь. Она невероятно красива на фоне этой серой комнаты.
Кивнув, я встаю, задерживаюсь у порога и, сделав глубокий вдох, выхожу в просторный коридор Аркана. Я слышу, как Рен переходит от камеры к камере, открывая замки, чтобы мы на целых три часа могли насладиться свободой – а другой свободы нам и не видать.
Я иду вслед за Рен по изгибающемуся коридору и, глядя, как она открывает камеру Джуно, не могу сдержать восхищения ее смелостью и самоотверженностью. Рисковать работой, свободой и даже жизнью, пользуясь единственным недостатком в системе безопасности Аркана: трехчасовая диагностика системы, на время которой сканеры в камерах отключаются. Нет в мире другого такого Совершенного, который сделал бы нечто настолько удивительное для Убогих, не говоря уже об осужденных Убогих.
– Продолжай пялиться, – подтрунивает появившийся рядом Вудс, ухмыляясь и обнажая редкие зубы, и по-дружески толкает меня крепким плечом. – Ничего так, не правда ли?
– Я не… Я вовсе не пялился на нее, – отвечаю я, заикаясь.
– Ну, конечно. – Его широкие плечи сотрясаются от смеха. Он идет дальше по коридору к камере своего друга и товарища по планированию побега, Винчестера.
Коридор заполняется освобожденными заключенными: они танцуют и поют, прыгая по широкому коридору, собираясь группами по двое, по трое и даже по четверо, чтобы поболтать, подержать друг друга за руки и на три часа побыть людьми.
Нет в мире ни впечатления, ни подарка, сравнимых с теми эмоциями, что переживаем мы в эти минуты, когда можем смотреть друг другу в глаза и разговаривать без разделяющих нас стен и без подслушивающих микрофонов.
Наконец Рен выпускает последних счастливчиков – тех из нас, кому она доверяет, достаточно уравновешенных и решительных, не представляющих угрозы для жизни других и способных сохранить тайну, которая может заточить Рен в тюрьму, если станет явью.
Я наблюдаю, как выходит из камеры Малакай. Он из Убогих, которому повезло родиться высоким и привлекательным. По правде говоря, даже красивым. Совершенные называют таких Безупречными. Нет, он не идеален, как Совершенные, но это делает его даже более обаятельным: слегка изогнутый нос и глаза-бусинки не портят его природного очарования. Я отвожу взгляд, увидев, что Рен отвечает ему улыбкой на улыбку, и пытаюсь сосредоточиться на чем-то ином: мое внимание привлекает небольшая трещина в стене. Я не отрываюсь от нее, стараясь противостоять жгучей ревности, разрывающей мое сердце.
Смех Рен подрывает мою решимость. Она поворачивается к группе, подняв обе руки над головой. Как и все в этом полуночном клубе, она надела шапку, чтобы прикрыть свою паноптическую камеру.
– Ребята, прошу, послушайте, – призывает она, и гул в коридоре утихает. – Простое напоминание правил: вам всем нужно вернуться в свои камеры к 04:59, ни секундой позднее, иначе нас поймают. Не выходите за линию срабатывания детонирования… по понятным причинам.
Последние ее слова веселят нас. Мой взгляд устремляется к выходу из тюрьмы – проход между двумя камерами, ведущий к платформе Мрачного поезда.
Рен продолжает:
– Если вам что-то нужно, что-то не электронное, скажите мне, я постараюсь принести. Вы знаете, я не могу вступать в контакт ни с кем во внешнем мире, риск слишком велик, извините. Если у вас есть…
– Винчестер? Эй, где он? Что происходит? Где он?
Речь Рен прерывается голосом Вудса, таким раскатистым, что эхо отражается от стен коридора.
Все оборачиваются на суету, пока Вудс проталкивается мимо Пандер, Акими и Джуно, направляясь к надзирателю.
– Открой его камеру, Рен, – требует он.
– Вудс, послушай, – отвечает Рен, медленно покачивая головой, – он еще не вернулся из Терминала.
Я буквально вижу, как надежда покидает Вудса, хоть и стою у него за спиной – он весь ссутулился и сжался.
– Он даже не сказал мне… Я думал, он просто проспал сегодняшнюю прогулку… Когда… когда он ушел?
– Его Отсрочка состоялась в десять утра, – отвечает Рен. – Это не значит, что он не вернется, Вудс, люди порой возвращаются из Терминала и спустя несколько дней, ты же знаешь.
– Да, но обычно они не возвращаются совсем.
Он прав. Мы все понимаем, что произошло, и объяснять нет нужды. Когда Вудс убегает в свою камеру, захлопнув за собой дверь, мы обмениваемся сочувственными взглядами: каждый из нас на следующей Отсрочке может подвергнуться хирургии, с любым может произойти то, что случилось с Винчестером.
– Как бы то ни было, – продолжает Рен, обращаясь к группе, – наслаждайтесь своими тремя часами.
Постепенно гул усиливается: мы отпускаем мысли о судьбе невернувшегося товарища и наслаждаемся тем временем, что у нас осталось. Помимо правил Рен, между заключенными есть несколько своих, неписаных: в нашем полуночном клубе не жалуются, не говорят о прошлой жизни и не задают вопросов о том, как здесь оказались. Никому из нас не хочется думать о таких вещах.
Джуно пользуется случаем, чтобы подойти к Рен. Я наблюдаю за движениями ее исхудавшего тела: белый тюремный комбинезон висит на ней, едва не соскальзывая с плеч; она подходит к надзирателю и говорит тихо, но каким-то образом мне удается расслышать каждое слово:
– Ты думала о том, что я сказала на прошлой неделе? Удалось что-нибудь достать?
– Джуно, ты же знаешь, я не могу пронести «Побег»
[9] сюда. Они включили тебя в программу, помнишь? Ты же слезла с этой дряни, так зачем снова начинать?
Тусклые серые глаза девушки впиваются в ярко-зеленые глаза надзирателя; Джуно цинично улыбается, качая головой, длинные волосы песочного цвета спадают ей на лицо.
– Знаешь, почему люди слезают с них? Ради лучшего будущего. А я здесь помру, это факт, и ты это знаешь. У меня нет будущего. Ну, пожалуйста?
